Итоги были малоутешительные. На свободе оставались Штихель и "Санько". В том, что Штихель и Ярцев - одно и то же лицо, никто из опергруппы уже не сомневался. Можно было предположить, что и ценности, изъятые у Жаркова, к сожалению, только незначительная часть тех сокровищ, которые успели скопить бандиты.
– Размножим фотографии Ярцева, кто-нибудь из участковых его непременно узнает! - предложил Смирнов. - Он наверняка живет в Москве, только под другой фамилией, я убежден!
– Сколько времени пройдет, - присвистнул Олег. - Вот если бы мы могли показать его фото населению, скажем, в газете опубликовать!
– Ну да, - Миронов усмехнулся. - Ты еще скажи - по радио объявить. Такой позор на всеобщее обозрение.
– А Рудаков прав, - сказал Коля. - Никакого позора в этом нет. Придет время, и те, кто будет работать после нас, так и станут делать. Эх, ребята, ребята. Подрастете, поймете: не замазывать надо такое зло, как преступность, а бороться с ним всеми мерами и средствами, лишь бы закон не преступать, ясно вам? А если какой-нибудь болван стремится скрыть, что и при социализме иногда крадут и убивают, - так с болвана какой спрос? Он на то и болван. А теперь давайте о деле. Честно сказать, Миронов, надеялся я на твою гравюру.
– И я надеялся, товарищ комиссар, - вздохнул Миронов. - Ищу, с кем потолковать. Обещали с одним коллекционером познакомить. Да они все, как огня, милиции боятся.
– Почему?
– Да кто их знает, - махнул рукой Миронов. - Коллекция - она ведь как собирается? Купил, продал, обменял… Другой раз и в спекуляции обвинить могут…
– Ты вот что сделай, - Коли хитро прищурился. - Ты к этому деду приди с гравюрой Кранаха и предложи поменяться, Язык у тебя по части искусства подвешен. Может, старик что-нибудь и скажет?
…"Дед" оказался совсем еще молодым - лет сорока, крепким, спортивного вида человеком с пристальным взглядом.
– Вы Николай Семенович? - улыбнулся Миронов.
– Я Николай Семенович. Кто вас прислал?
– Матвей Исаевич, из Ленинской библиотеки, эксперт, Он сказал, что вы собираете Кранаха…
– У вас есть Кранах? - Глаза Николая Семеновича расширились. - Покажите.
– Прямо здесь?
– Пройдите. - Николай Семенович нехотя отошел от дверей.
Вся его комната была сплошь увешана гравюрами XVI и и XVII веков. Здесь были Дюрер, Гольбейн, Лука Лейденский, остальных Миронов не знал.
– Богато, - похвалил он. - Долго собирали?
– Бабка собирала, - буркнул Николай Семенович. - У меня на это денег нет. Одна гравюра стоит две тысячи, а то и больше. Показывайте.
Миронов развернул Кранаха. Николай Семенович жадно схватил гравюру, поднес к самому лицу, потом положил на стол, включил лампу и вытащил увеличительное стекло в толстой медной оправе.
– Старинное, - завистливо протянул Миронов.
– Бабкино, - снова буркнул Николай Семенович, не отрываясь от гравюры.
– Так что же? - нетерпеливо спросил Миронов.
– Это не Кранах… - Николай Семенович посмотрел на Миронова в упор.
– А кто же? - притворно изумился Миронов. - Серяков, что ли?
– Серяков - это Россия прошлого века. - А здесь - Россия наших дней. Это работа Заньковского, и не морочьте мне голову, коллега. Я не идиот, я истратил на эти подделки целое состояние!
– Бабка истратила? - невинно поправил его Миронов.
– Бабка истратила на подлинники, - мрачно сказал Николай Семенович. - Если бы не Матвей Исаевич, я бы вас в мусоропровод спустил вместе с мерзавцем Заньковским!
– Впервые слышу, - Миронов лихорадочно заворачивал гравюру в газету. - Выводит, меня самого надули! Но где мне искать этого Заньковского? Я набью ему морду!
– Не знаю… - Николай Семенович сбавил тон. - Наверное, искреннее горе "коллеги" тронуло его. - Об этом Заньковском мне еще бабка говорила, когда была жива. До войны еще. У него кличка такая была, на манер воровской, бабка случайно о ней узнала и очень возмущалась, что у коллекционера такая кличка.
– Штихель? - спросил Миронов.
– Штихель, - кивнул Николай Семенович. - А вы откуда знаете?
– На обороте гравюры надпись есть, - соврал Миронов. - Я пойду. Вы разрешите к вам заглядывать, когда будет материал?
– Только не такой?
– Разумеется!
Ярцева-Заньковского арестовали на его городской квартире в тот же вечер. Он воспринял появление работников милиции как должное. С тоской смотрел, как складывают в два больших чемодана золотые и серебряные кубки, стаканы, сову с бриллиантовыми глазами, плакетки лиможской эмали и чеканные ритуальные кресты средневековых голландских мастеров.
Коля молча наблюдал за ним, потом спросил:
– Вы могли скрыться. Вполне могли. Или не верили, что найдем вас?
– Не знаю… - Штихель вздохнул. - Устал я, наверное, гражданин начальник. Мне уже за шестьдесят. Пора на покой. - Он улыбнулся, едва заметно, уголками рта: - В могилу с собой это все не унесешь, а конец один… - Глаза его оживились, он с ненавистью посмотрел на Колю и закончил: - Я пожил в свое удовольствие, вам дай бог так пожить. А то, что вы меня взяли, - это ерунда. Ученики остались. "Санько" остался. Знаете такого? Он вам еще попортит кровь.