— Здесь она упала… — Миронов показал Олегу впадину от тела, примятую траву. — Значит, выбросили ее из поезда примерно вон там, — прикинул Миронов.
Олег слушал машинально. Он смотрел, как двое санитаров укладывали на носилки тело Маши.
— Комиссару сообщили? — спросил Миронов.
Олег молча кивнул.
Коля сидел на стуле посредине комнаты. Виктор ходил из угла в угол. Нина стояла у окна с притихшим Генкой на руках.
— Ты… заказал гроб? — спросил Коля. — Нужно белый, ты понял?
— Да.
— Цветы? Она очень любила красные розы…
— Теперь не сезон, батя…
— Пусть будут любые, только чтоб красные… — Коля поперхнулся, с трудом подавил готовое вот-вот прорваться рыдание. Нет больше Маши. Нельзя в это поверить, нельзя понять. А ее все равно нет. И больше никогда не будет. Какое это отвратительное слово — «никогда».
Коля подошел к Нине, поднял за подбородок голову Генки. Тот смотрел испуганно-жалостливо, словно понимал, какая страшная беда обрушилась на его деда. «Вот я я остался один… Приду домой, позвоню и никто не откроет. Войду — никто не встретит… Ночью проснусь, пойду курить — никто не скажет: „не надо“. А я теперь начну курить, это уж точно. Думал, уйду первым. Работа такая. Боялся, останется Маша одна. Как бы она жила одна? А как теперь я?»
— Николай Федорович… — робко сказала Нина. — Можно мы с Генкой пока поживем у вас?
— Спасибо, Нина. Только тебе трудно будет. На работу добираться далеко.
— Значит, можно? — обрадовалась Нина. — Я поеду, самые необходимые вещи привезу.
…Машу хоронили на следующий день. Впереди гроба несли две бархатные подушечки. На одной из них лежал орден Красной Звезды, на второй — медаль «За победу над Германией». Венки не вместились в автобус, и их сложили в грузовик. У входа на кладбище Коля остановился и, пропуская похоронную процессию мимо себя, смотрел и смотрел, как все по очереди, все подряд наступают и наступают на водопроводную трубу, лежащую поперек асфальтовой дорожки, и труба каждый раз с глухим стуком ударяет об асфальт. Речей и винтовочных залпов он не слышал. Вокруг двигались люди, кто-то взял его под руку, усадил в машину.
Очнулся он дома. На диване в спальне лежал небрежно брошенный халатик Маши, на туалетном столике поблескивали аккуратно расставленные флаконы с косметикой. После возвращения из армии Маша так и не успела воспользоваться ими.
Коля перевел взгляд на стену. Там висел портрет Маши. Она смотрела Коле в глаза и улыбалась.
…В управлении его уже ждали Миронов и Рудаков. Олег поздоровался, сказал, замявшись:
— Николай Федорович… Мы все понимаем… Сочувствуем вам… Вы извините нас…
— Спасибо, — Коля проглотил комок, подумал: «Слаб я стал… Старость, что ли?» — и добавил: — Давайте о деле.
— Есть! — оживился Рудаков. — Значит, так: первым они убили того, полного. Его зовут Султанов Алимхан. Врач, имеет частную практику. Имел, — поправился Олег. — Он продал дачу за пятьдесят тысяч наличными некоему Ярцеву Сергею Тихоновичу. Это бывший актер, а ныне — пенсионер. Деньги были сотенными купюрами, пять пачек по десять тысяч в каждой. Султанов сложил их в портфель и уехал. Таким образом, мотивы убийства совершенно ясны.
— А вот с вашей женой, товарищ комиссар, дело гораздо сложнее, — сказал Миронов. — Метод тот же самый — нож в спину. — Миронов замешкался, виновато опустил голову: — Вы простите, Николай Федорович, я вынужден…
— Не извиняйтесь, — сказал Коля. — Вы на службе.
— Так вот, мотивы убийства вашей жены пока неизвестны. Труп ее обнаружен за полтора километра от того места, где мы нашли труп Султанова. Промежуток маленький. На этом участке поезда идут со скоростью шестьдесят километров в час. Вот и считайте. Минута и тридцать секунд. Что за это время могло произойти?
— Ломаем голову, — вставил Олег. — Возможно, Мария Ивановна стала свидетелем убийства Султанова, вмешалась. Ясности пока нет.
— Нужно тщательно осмотреть тамбуры вечерних поездов, — посоветовал Коля. — Может быть, преступники оставили что-нибудь. Обронили. На каком поезде они ехали? Выяснили?
— Обходчик нашел оба трупа в четыре часа утра, — сказал Олег. — В пять часов эксперт измерил температуру у обоих. Она примерно одинакова: тридцать градусов у Султанова, тридцать один — у вашей жены. Если в момент смерти у каждого была нормальная температура, значит, в среднем прошло часов пять-шесть. И, видимо, они ехали с десятичасовым поездом. Проверяем все поезда — от двадцатичасового до утренних. Люди проинструктированы. Ищут следы борьбы, пятна крови, оружие, одежду и ее детали.
— Ярцев отдал деньги Султанову один на один? — спросил Коля.
— Да, — кивнул Миронов.
— Каким же образом банда узнала о том, что Султанов везет деньги? С Ярцевым нужно поговорить еще раз. Может быть, Султанов сам разболтал?
— Проверяем, — пожал плечами Олег. — Пока не ясно.
— А пассажиры словно воды в рот набрали, — заметил Миронов. — Ни от кого никаких заявлений. Как всегда.
— Не может быть, чтобы никто ничего не видел, — сказал Коля. — Видели. И вывод такой: либо боятся, но не могут же абсолютно все бояться? Либо не обратили внимания. А почему? Почему не обратили? Тут есть какая-то загвоздка. Кстати, Олег Дмитрич, вам не пришла мысль о том, что ваш мнимый Санько и эта банда — одного поля ягоды?
— Думал, — отозвался Олег. — Я только одно не пойму: откуда у этого бандита настоящее служебное удостоверение?
— Идите в кадры, — посоветовал Коля. — Я договорился. Они помогут.
— Ох, вряд ли, — вздохнул Олег. — Если они проморгали — на себя клепать не станут. Сами учат бдительности, а тут такое.
— Ничего. Помогут. Конечная цель у нас общая.
— Тогда пусть идет полковник Кондаков. Ему с руки. Он все же видел это фальшивое удостоверение.
…Замнач кадров подполковник Желтых был кругленький — эдакий колобок с журчащим голоском. Своей должностью он очень гордился, любил к месту и не к месту вставлять латинские изречения, причем перевирал их безбожно.