Выбрать главу

Вѣди Ижєи. Трапеза

Усевшись за стол и сотворя молитву, Все радостно принялись за еду, а старец начал такой разговор:

— Вот скажи, Мишенька, как твои гвозди поживают?

— Какие гвозди, — перестал жевать Миша.

— Которые ты в колёса вставляешь, — старец хитро улыбался в бороду.

Мише же было не до смеха. Он отчетливо вспомнил, как перед дембелем оставил «подарок» своему бывшему командиру.

— И как ты братию с заборами да подвалами знакомишь, — продолжал старец, а Миша опять почувствовал, как слова ласковые, да от них мурашки по спине. Не зная что делать с «кашей» во рту, он жалобно посмотрел на старца.

— Да ты кушай, кушай, вам ещё, чай, путь неблизкий будет, а я пока тебе сказ расскажу.

Жил один человек, и была у него мечта. Хотел он, чтобы все на земле было просто. Чтобы люди были простые, чтобы жизнь была несложная и понятная, а всё ему какие-то приключения приходили. Никак он простой жизнью, которой мечтал, не мог зажить.

То одно ему приходится решать, то другое. И всё время сложности какие-то. И пришёл он как-то к старцу одному седовласому, и спрашивает, мол скажи старче. Почему хочу я жить просто, а живу ой как непросто.

А старец ему отвечает, просто — это от слова простить. Как сможешь простить того, кто тебе неприятное сделал, так и заживёшь просто. А как взыграет гордыня твоя, как взбрыкнёт тя, как лягнёт, так жди сложностей и прощай простая жизнь.

И задумался тогда человек этот и снову спросил старца. Ой ты мудрый старче, а как же мне теперь всё исправить, хоть и молод я, да уж больно много я непростых дел наделал, много обид совершил.

И отвечает ему старче — как совершал, так и развершай. Одно за одним. И как распрощаешься со всеми обидами, так и будет тебе твоя простая жизнь.

И ушёл тот человек в большой задумчивости и начал он тем людям, кого обидел, делать добрые дела — кому что сломал, починит, кому что испортил — исправит, кого словом недобрым помянул, поясно кланяется и прощения просит. И простили его люди и жизнь его стала ровной, понятной и простой.

Вот такая история, Мишенька.

Миша сидел в своих думах, монотонно жуя хлеб, и пристально смотрел на стол, как будто на выбеленной временем доске происходило что-то важное, что никак нельзя было пропустить.

— Ладно, вы тут доедайте, а я пойду с дровами довожусь, — засуетился старец и тихонько вышел из сторожки.

— Миш, ты чего, — Костя осторожно тронул Мишу за рукав. Миша продолжал рассматривать стол.

— Вот ему бы я гвозди в колёса никогда не вставил, — наконец изрёк Михаил и пронзительно посмотрел на Костю, — понимаешь, ты живёшь-живёшь и всю жизнь не можешь понять одной элементарной вещи, а тут приходишь к человеку и он за пять минут всё объясняет. Всё! Да так, что сидишь, как дурак, и не можешь понять, как же ты сам до этого не допёр.

В это время снаружи послышались резкие крики и гогот. Очень непохожие на плавную, ровную речь старца, они как-бы разрывали безмятежное спокойствие леса. Миша сразу что-то заподозрил и кинув Косте мимоходом «а ну погодь-ка…» вышел в сени. Его возврат был ошеломляющим. Как какая-та глыба, кусок чугуна или бетонный монолит ввалился обратно в избушку. Глаза его были предельно холодны, движения быстры и неуловимы.

— Так, остаёшься здесь, из избушки ни шагу. Услышишь крики — не высовывайся. Вопросы? — сталь казалась губкой по сравнению с его решимостью.

— Да… То есть, нет… — выдавил из себя Костя, слегка съезжая по стенке.

Оглядев быстро комнату и не найтя ничего подходящего, Миша бесшумно выскочил в сени. Из окна не было видно происходящего, поэтому Костя потихоньку высунулся из него и как куль вывалился на улицу.

На улице происходило необъяснимое. Старца, их мудрого и и убелённого сединами спасителя, шпыняли трое оборванного вида мужичка: один долговязый, другой в рыжей шапке, какой-то склизкий и маленький, и третий размером с полтора Михаила. Дылда заходил старцу потихоньку со стороны спины, мелкий вытанцовывал прямо перед ним, а бугай стоял в нескольких метрах правее и наблюдал чем закончится. Старец ещё держал в руках топор, но было видно, действовать им он не собирается.

Что там вытанцовывал рыжий было плохо слышно, но вдруг старец положил топор на землю и чётко выговорил «делайте что вам потребно». Лишь только топор оказался на земле, как долговязый проворно его схватил из-за спины старца и приблизился к тому вплотную.

Косте стало предельно ясно, что теперь уже их учителю требуется помощь.

В это время слева с каким-то неистовым диким криком «эээх…!» показалось бревно. Оно летело по направлению к рыжему и на всей скорости въехало ему где-то чуть повыше пояса. К концу бревна прилагался Михаил в тельняшке и с невероятно перекошенной физиономией. Полёт рыжего после знакомства с бревном сопроводился глухим шлепком его о землю и полной неподвижностью. Потратив всю кинетическую энергию на рыжего, Михаил замахнулся было на битюга, но быстро был пойман им за конец снаряда. Началось ожесточённое перетягивания бревна.

Пока шла эта олимпийская дисциплина, Костя начал незаметно пробираться в тыл долговязому. Наконец, битюг победил в перетягивании, но выхватив бревно, не удержался на ногах и, как в замедленном кино, начал заваливаться на спину. Пытаясь схватиться руками за что-либо, он выпустил падающее на него бревно и одновременно попытался приземлиться на руки. Его приземление на руки совпало с приземлением на него этой здоровенной дровеняки, ювелирно точно опустившейся ему прямо по центру головы. В целом, для него это было небольшой потерей, но его секундного замешательства было достаточно, чтобы молнией подскочил Михаил и повторил его бревном в тоже место. И даже тут в общем-то ничего непоправимого бы не случилось, но геракл от бандитов правой рукой попал в варившийся котелок, и невероятной силы звериный вопль окатил окрестности поляны. За воплем последовал звук ломающегося о его голову всё того же бревна и всё затихло.

Тяжело дыша и держа уполовиненный снаряд, Миша начал приближаться к оставшемуся лихоимцу. Тот, не будь дураком, схватил старца за шиворот и приставил топор обухом к его голове.

Изящная словесность, извергаемая им, в приблизительном переводе с татаро-монгольского означала, что Михаил должен положить бревно и идти очень далеко и долго с неясной целью. Бревно Миша положил, но идти отказался.

В тот момент, когда уже казалось, что ситуация патовая и развивается от плохой к худшей, вдруг, какая-то неведомая сила взвила вверх весьма весомое полено сзади головы долговязого и бесстрастно опустила его вниз. Правда, эта сила немного не рассчитала и опустила его сразу на две головы — бандита и старца, так что они оба свалились с ног. Миша метнулся к ним молнией, подхватил топор и ногой отключил долговязому «рубильник». Этой «неведомой силой» оказался Костя, тихонечко пробравшийся в тыл к неприятелю во время этого всеобщего праздника строительных материалов.

Когда все улеглись, Костя с Мишей подошли к старцу. Тот подавал признаки жизни, но вялые. Друзья перенесли его в сторожку, Костя сообразил ему компресс и старец открыл глаза.