— Да, велик Джа… и на всё воля Его. И если Он хочет, чтобы мы забрали деньги у Вавилона… значит, надо идти и забирать… и ничего тут не поделаешь. Только вот что, братья… давайте Черику позвоним… и благодатью с ним поделимся… Он ведь тоже наш человек… хоть и в Вавилоне… временно…
— Погоди звонить, — возразил Бодя. — Давай сначала проверим, что там на самом деле. А то обломаемся, как вчера, а Черик потом смеяться будет.
И пошли они на Контрактовую площадь, и в первом же казино убедились, что облом сегодня невозможен. Тогда-то Бодя и отправил Черкасову и Юргену одну и ту же эсэмэску: «Позвони срочно. Есть важные новости».
Знаменитый художник отреагировал молниеносно, и уже через час включился в разграбление Вавилона. А бестолковый студент, как всегда, протормозил. Позвонил уже тогда, когда вся бригада из набега вернулась и на кухне праздничное молоко варила, по случаю нисхождения благодати. Бодя ему даже ничего объяснять не стал, а просто сказал: «Приезжай!»
И вот, значит, Юрген едет в Африку — и, конечно же, доедет, куда он денется. И узнает всю правду про волшебную траву, и правда эта его не обрадует. Он-то тешит себя мыслью о том, что чужие глаза, хоть и непозитивные, но прибыльные — а тут вдруг выяснится, что к выигрышам они никакого отношения не имеют, а только и умеют, что всякую грязь повсюду выискивать. И опечалит это Юру, несказанно опечалит. И в Африке ему будет тошно, и в Полтаву ехать страшно: а вдруг чужие глаза и в папе с мамой тонну говна нароют? И он даже подумает, что зря от Маши свалил — у неё, по крайней мере, хоть в квартире чисто…
Но Джа милосерден, и Он, конечно же, не оставит растамана без моральной поддержки. Возьмёт его за дрэды, выпишет ему астральный подзатыльник и объяснит, что грязь — это повод не для отчаяния, а для уборки. А уборка в Африке намечается грандиозная — даже не уборка, а целая реконструкция! И первый этаж африканцы выкупят, и чердак в мансарду переделают, и всё перестроят-перепланируют, и к осени нигде никакой грязи уже не будет. А немецкие глаза растаману на то и дадены, чтобы он впредь чистоту поддерживал и не засирался по уши.
И Юра улыбнётся: надо же, насколько всё просто! И увидит Африку такой, какой её можно сделать, и поймёт, что это очень хорошо. И щедро поделится с земляками волшебной травой — у него ведь почти стакан, а куда ему столько? И молока с ними выпьет, и с Черкасовым подружится, и оба своих клипа растаманам покажет. И Бодя признает, что зря он тогда на Юргена гнал. Юрген-то оказался реально крут, уделал Вавилон на его же территории. А потом Бодя отвезёт его в Полтаву, и Юрген посмотрит чужими глазами на своих родителей — и не найдёт в них ничего такого, что нуждалось бы в срочной уборке. Наоборот, они ему ещё больше понравятся, потому что родители у него реально достойные люди, даже с крайне немецкой точки зрения. Погостит он у них недельку — и вернётся в Киев, Африку реконструировать. И — ну, не к осени, но к декабрю точно — станет там не хуже, чем у Машиного отчима. А в чём-то даже и лучше, потому что веселее и позитивнее.
Так вот и закончится эта непомерно затянувшаяся повесть про чужие глаза. Хорошо закончится — а чего же вы ещё ожидали? Хэппи-энд неизбежен, дорогие мои. На этом всё, и спасибо за внимание.
Ну, а для тех, кто не верит, что это на самом деле конец, сообщу одну незначительную подробность. В Африку Юрген приехал в пятницу вечером — а в Полтаву уехал аж в понедельник утром. А с пятницы до понедельника с ним произошло не только то, о чём я написал в последних строках, но и много чего ещё. На финал истории это никак не повлияло, но тоже было по-своему интересно, а в чём-то даже и поучительно. Возможно, когда-нибудь я и об этом расскажу — а может, и не расскажу, это уж как получится.