Первый же удар был страшен. Выставив вперед копья, рязанские всадники вломились в половецкие ряды, буквально снося всё на своем пути, выбивая половцев из седел и топча коней попавшуюся под копыта пехоту. Копья пробивали кожаные доспехи и людские тела насквозь, ломались и выскакивали из рук, слишком крепко засев в ранах. И рыцари на ходу доставали мечи, продолжая рубить ошеломленных такой атакой врагов.
Будь против них подготовленные и опытные воины, они ещё могли бы отступить, используя преимущество в скорости и весе, выйти из рукопашной схватки и перестроиться. Однако таких здесь было слишком мало, а молодые воины, многие из которых впервые увидели своими глазами кровавую свалку боя, и видя, как вокруг гибнут их соратники и друзья, запаниковали. Рязанские рыцари рубили всех без разбора, ударами тяжелых мечей снося руки и головы, давя копытами коней оказавшихся на земле, и казалось, словно они были со всех сторон. Половцы прогнулись под ударом и разорвали строй, бросая повозки и кибитки, пришпорили коней, пытаясь выйти из боя, у кого еще была такая возможность.
- Первая сотня! Преследуйте отступающих! - скомандовал Евпатий, указывая окровавленным мечом на спину скачущих через заснеженные равнины половцев. - Убивайте всех! Остальные! Опрокинем пехоту!
Рыцари буквально прорубили половецкий строй, раскидывая в стороны тех, кто еще пытался сопротивляться, опрокидывая кибитки и рубя на скаку запряженных в них волов. После чего развернулись и ударили во фланг тем, кто еще дрался с ополченцами Приграничья в лесу. Всадники пронеслись сквозь поле боя как ветер, разбрасывая людей как листья и втаптывая в уже пропитанную кровью землю тех, кто пытался бежать. Йомены и ополченцы, радостными криками приветствовали всадников, а оборона половцев дрогнула окончательно, развалившись на отдельные группки сопротивления вокруг кибиток. Спешенные, без прикрытия всадников и разделенные, половецкие воины уже не представляли серьезной угрозы, но еще могли сражаться. И добивали их без всякой жалости.
Во время своих успешных налетов степняки не щадят никого, кроме тех, кого рассчитывают потом продать в рабство и увозят с собой. И потому сейчас воины не видели причин не поступать с ними так же. Распалённые боем и смертью товарищей, они теперь добивали даже раненных врагов, поджигали повозки со всеми кто внутри, либо же вытаскивали оттуда на снег стариков с женщинами, и там же забивали копьями. Бой всё больше превращался в обычную резню, где уже не было ни контроля, ни возможности командовать людьми.
Евпатий остановился, дёрнув за поводья шумно дышащего коня, и оглянулся, опустив окровавленный меч. То, что рассчитывалась как налет на более сильного врага, превратилось в разгром всего половецкого стойбища. Неожиданно легкую и быструю победу, которой не должно было быть. И это одновременно и радовало, и пугало. Где те тысячи всадников, каких можно было ожидать при таком количестве телег и костров? Если бы это действительно была засада уже для русичей, то почему эти воины так и не появились, оставив под ударом свои же семьи? Вопросы, на которые у него сейчас просто не было ответов.
- Рыцари! Уцелевшими беглецами займутся холода и дикие звери! - скомандовал Евпатий, поднимая меч над головой и привлекая всеобщее внимание. Растянувшиеся по равнине всадники, добивавшие убегавших, снова стягивались к штандарту скакавшего рядом с командиром знаменосца. - Возвращаемся к основным силам! Пройдем вдоль всего каравана! Убивайте каждого на своем пути!
Всадники, развернув коней, с общем кличем помчались обратно, оставив немногих уцелевших беглецов в панике убегать дальше по снежным равнинам. И через несколько минут снова обрушившись на повозки степняков. Возницы к этому времени уже хорошо понимали, что битва впереди развернулась в полную силу, и развернули своих неуклюжих волов, пытаясь сбежать. Однако рыцарская кавалерия была гораздо быстрее, а здесь против них не было никого, кроме нескольких воинов и вооруженных женщин. И снова полилась кровь, заливая белый снег, пока рыцари на скаку рубили всех, кто попадался под руку.
Евпатий даже не смотрел, кто именно попадает под меч, просто каждый раз ощущал рукой небольшое сопротивление, когда заточенное лезвие снова погружалось в чужую плоть. Усталость постепенно наваливалась всё сильнее, доспехи словно стали тяжелее в несколько раз, но он продолжал рубить врагов, пока снова не затрубил рог, призывая всех к центральному штандарту, поднятому знаменосцами. Евпатий остановив коня, дал знак своему знаменосцу, и рыцарский рог ответил на первый сигнал, призывая всадников снова собраться вокруг командира.