Такие же стены спускались и дальше, широким кольцом охватывая жилые и торговые кварталы города, и через каждый пролёт стрелы на них поднимались высокие шестиугольные башни с открытыми парапетами. На таких площадках стояли камнеметные требюшеты, стрелометы и катапульты, которыми защитники уничтожали осадные механизмы нападавших. А за толстыми двойными стенами башен были склады с оружием, снаряжением и припасами. Там же были казармы для гарнизона крепостной стены, и там же всегда дежурили дозорные, ожидая появления врага как по земле, так и по воде.
За крепостной стеной широким веером растянулись деревянные посады, особенно густо застроенные у главных городских ворот и вдоль берега Оки, где жил торговый и ремесленный люд. Зимой, когда реки схватывал лед толстым слоем, и основная торговля вставала, в посадах становилось тихо. А вот весной и летом, когда мимо города чуть ли не каждый день проходили ладьи как русских купцов, так и иностранных, посады шумели постоянными ярмарками и широкими торговыми рядами.
Противоположный берег реки разделяли хутора йоменов, получивших земли в наследное владение от рязанского графа в обмен на службу в городском гарнизоне. И сейчас их усадьбы, укрытые снегом, выделялись только тонкими струйками дыма, поднимавшихся из печных труб.
Ранним утром город только просыпался, и над жилыми районами поднимался легкий белесый дымок заново растапливаемых печей. Среди деревянных и глинобитных домов, тесно жавшихся друг к другу среди узких и кривых улочек, поднимались только узкие и высокие башни городских соборов в готическом стиле.
Центральный собор города, посвященный святой Деве Марии, уже открыл свои двери для знатных прихожан, и в его витражных окнах с узкими арками загорелись огоньки свечей. Припорошенные выпавшим ночью снегом статуи химер, облепившие углы здания, выглядели зимой ещё более пугающими с длинными наростами сосулек, похожими на рога, и зубы. И красочные витражи со сценами из жизни рязанских святых выглядели только ярче на белоснежном фоне.
Главные двери собора, отделанные кованным железом, уже распахнулись, впуская прихожан в прохладный центральный зал с арочным потолком, под которым звонким эхом разносилось пение мальчиков из церковного хора. Статуи святых с высоты своих постаментов у колонн задумчиво взирали на людей, рассаживавшихся по скамьям и ожидавших появления настоятеля и начала службы. Пока этого не произошло, люди обменивались последними сплетнями и новостями, и по всему залу стоял тихий и неразборчивый гул болтовни.
Самыми последними и горячими были новости о том, что Евпатий, взяв рыцарский отряд, выступил из Кадома в Приграничье, где опять появились кочевники. Постепенно повышавшаяся активность дикарей на южных границах не могла не беспокоить землевладельцев и феодалов, чей основной доход зависел в первую очередь от спокойной и плодотворной работы крестьян на земле. Сейчас, зимой, отрезанные друг от друга деревеньки, раскиданные по лесам и полям графства, были особенно уязвимы, и появление степняков, жгущих и разоряющих все на своем пути, никому не было нужно. Закутавшись в теплые шубы в холодном соборе, прихожане обсуждали, насколько успешным может быть поход Евпатия, успевшего прославиться умелым полководцем, побеждая чаще умением и талантом, а не числом и большими жертвами.
Прихожане на утренней службе в кафедральном соборе были в большем совем числе знатными горожанами и помещиками из богатых кварталов за второй внутренней стеной. Они приходили сюда для того, чтобы помолиться вместе с графом, ежедневно появлявшемся в соборе, отдавая дань уважения предкам, похороненным здесь. Сейчас граф Юрий задерживался, и длинные языки уже пустили вести о том, что связано это с походом Евпатия. Причины такой активности кочевников никому не были понятны, а неизвестное пугало ещё больше, чем настоящая опасность.
Перед дверьми собора уже собралась толпа простых горожан, ожидавших начала службы, но не подходя к ступенькам ближе, чем положено простому люду. Там тоже шептались, почему ещё рязанский граф сам не явился на службу, и почему её всё ещё не начинают, хотя время уже подошло. Слухи шли и о вестях с Приграничья, которые людская молва за несколько часов раздула до кровожадной орды, сжегшей на своем пути почти все поселки и сейчас идущей прямо на Рязань.