- Он видел этот портрет?
- Нет, я так и не показала его ему.
- Что же он сделал для тебя? - доктор задала наводящий вопрос, ей не терпелось узнать, что же было дальше.
- Он стал для меня всем. Моим счастьем, вдохновением, балансом, той самой золотой серединой, которую многие люди ищут всю жизнь…Люди ведь так часто кидаются в крайности, зацикливаются на чем-то одном, посвящая этому многие годы своей и без того короткой жизни, и лишь потом понимают, что им необходимо искать ту самую «золотую середину». Да что я тебе рассказываю, ты и сама это знаешь. Я счастливая, ведь середина досталась мне! Не думаю, что я заслуживаю этого, но раз уж он появился в моей жизни, я должна была беречь его как зеницу ока. А ведь у меня не было выбора. Он вошел в мое сердце и закрылся изнутри, теперь он путешествует по моим венам, дрожит в моих поджилках, глаголет в моих мыслях. Это навсегда.
- Ты сказала «золотая середина». Что ты имеешь в виду?
- Он давал мне ровно столько нежности, сколько было нужно. Не много и не мало. Ты же знаешь, как плохо бывает от дефицита этой самой нежности и ласки… Но ты, наверняка, испытывала тошнотворный переизбыток ласки и невыносимой сладости. Это докучает.
- Ты права, - врач улыбнулась, склонив голову, выдергивая что-то из своих воспоминаний.
- А он… он был словно прохладный ветерок в летную жару, словно тепло очага в холодную зиму. Он давал мне все, что нужно и тогда, когда я в этом нуждалась. Он не баловал меня близостью, никогда… Но мне хватало его, хватало так, что я не могла ни на что жаловаться. Он приходил тогда, когда ему хотелось, иногда часто, а иногда, пропадал куда-то, словно совсем не существовал. Тогда мне казалось, что жизнь закончилась, я не могла писать… Но я почему-то верила, что он вернется, как вернулся в первый раз, и я ждала. Если бы он баловал меня собой, я бы вскоре…даже не знаю. Все было бы по-другому.
Мой взгляд устремился в пустоту, перед моими глазами в ярком калейдоскопе плыли и кружились воспоминания.
- Прошу, не останавливайся. Это удивительная история, - прошептала врач.
- Уже на следующий день после того, как он первый раз переступил мой порог, все изменилось! Моя жизнь заиграла яркими красками. До него она была бесцветной, безвкусной и беззвучной. Она стала другой. Вкусной.
- Ты оперируешь интересными понятиями, - констатировала врач, - что, по-твоему, «вкусная жизнь»?
- Это когда ты чувствуешь как сладость, как и горечь и этот горько-сладкий поток бурлит в твоем сердце. Это и есть жизнь. Когда ты переживаешь ее горести и сладости вместе – она настоящая. Если нет, то это не жизнь – лишь существование.
Врач сжалась и сложила руки в замок. Вздохнув, она сказала:
- Я хочу посмотреть на такую жизнь. Рассказывай.
- У каждого человека свой вкус и для каждого жизнь вкусна по-своему. Что если ты не ощутишь вкус той моей жизни? – спросила я.
- Я попытаюсь.
- Он изменил мою жизнь, как я уже сказала. Однажды он пришел ранним утром. Постучался. Я успела лишь завернуться в одеяло, а он уже был передо мной. Я подняла шум. Я кричала о том, что я не одета, у меня не убрано и вообще, что он прервал мой сон. Он стоял у стены, облокотившись о дверной косяк и, сложив руки на груди. С легкой насмешкой смотрел на меня, лучезарно улыбаясь при этом. Я не унималась, размахивала руками, кричала.
«Да ты! Да ты! Ты вламываешься в мою квартиру, когда тебе вздумается! Какое безобразие!»
«Ты такая смешная, когда злишься». Но он не засмеялся. Он подался вперед и вмиг, оказавшись передо мной, приблизил свое лицо ко мне. Я продолжала негодовать и бросаться в него колкими словечками. Он прижал свой лоб к моему и глухим низким голосом проговорил: «Тихо…».
Это звероподобное рычание, а иначе его и назвать нельзя было, тут же заставило меня замолчать. Он улыбнулся и сказал, почесав ухо:
«Ух, раскричалась! Аж уши заложило… Итак, что у тебя так темно?» – он подошел к окну и раздвинул шторы. Яркий утренний свет ударил в глаза. Я закрыла лицо руками. Он хмыкнул: «Считай это светом озарения, писатель!»