— Отпечатано в Ангрии, если не ошибаюсь, — пробурчал граф. — Кто принес в дом эту пакость?
— Газеты — мои, — отвечал его зять, отправляя себе в рот столько еды, сколько тестю хватило бы на весь завтрак.
— Ваши?! Зачем вы их читаете? Чтобы разжечь аппетит? Коли так, они свою задачу выполнили. Артур, вам следует лучше пережевывать еду.
— Мне некогда. Я очень голоден. За весь вчерашний день ел только один раз.
— Хм! А теперь наверстываете, как я понимаю. Только отложите газету, пожалуйста.
— Нет. Я хочу знать, что говорят обо мне мои любящие подданные.
— И что же они о вас говорят?
— Вот, некий достойный джентльмен выражает опасения, что их обожаемый монарх вновь подпал под влияние роковой звезды, чей восход принес Ангрии столько бедствий; желая прослыть остроумцем, этот джентльмен именует звезду нордической. Другой утверждает, что их отважный государь — Гектор на войне и Парис во дни мира. Он вспоминает Самсона и Далилу, Геркулеса и прялку и смутно намекает на опасности женского правления — это, Мэри, в ваш огород камешек. Третий угрожающе ворчит про старых негодяев, обессиленных годами и разгульной жизнью, которые, подобно Беньянову великану, сидят у входа в пещеру и силятся угрозами либо посулами заманить путников поближе, туда, куда достают их кровавые когти!
— Это я? — тихо осведомился граф.
— Нимало не сомневаюсь, — последовал ответ. — А вот четвертая газета, «Военный вестник», известная своею пылкостью, напоминает, что Ангрия вполне способна избрать себе нового государя, если недовольна старым. Зенобия, еще чашечку кофе, пожалуйста.
— Полагаю, вы напуганы, — сказал граф.
— Трепещу с головы до пят, — ответствовал герцог. — Впрочем, меня утешают две пословицы: «Собака лает, ветер носит» и «Стриг черт свинью: визгу много, а шерсти нет». Очень по существу, если вспомнить, что я всегда называл ангрийцев свиньями. И кто я, если не черт, который их стрижет?
Со времени завтрака прошло примерно четверть часа. В комнате было совершенно тихо. Графиня и герцогиня читали отброшенные Заморной газеты, леди Хелен писала агенту своего сына, сам граф мрачно расхаживал из угла в угол; что до герцога, никто не знал, где он и чем занят. Впрочем, довольно скоро на лестнице послышались его шаги, затем голос, отдающий какое-то распоряжение в передней. Через мгновение герцог вошел в комнату. Он сменил малиновый шлафрок на черный сюртук и клетчатые панталоны. Наряд дополняли большой синий плащ с меховым воротником и меховая шляпа. В руках его светлость держал перчатки. Короче говоря, он был полностью одет для путешествия.
— Куда это вы? — спросил граф останавливаясь.
— В Витрополь, оттуда — в Ангрию, — был ответ.
— В Витрополь! Под таким снегом! — воскликнула графиня, глядя на кружащий за окном белый вихрь.
Леди Хелен подняла глаза от письма.
— Какая нелепость, милорд герцог! Вы шутите.
— Ничуть. Мне надо ехать; карета сейчас будет у дверей. Я зашел попрощаться.
— С чего такая спешка? — спросила леди Хелен, вставая.
— Никакой спешки, мадам. Я пробыл здесь неделю и теперь хочу уехать.
— Вы и слова не сказали о своем намерении.
— Я не собирался объявлять его заранее. Впрочем, карста уже подъехала. Счастливо оставаться, мадам.
Он взял леди Хелен за руку и поцеловал, как всегда при встрече и расставании. Затем подошел к графине.
— До свидания, леди Зенобия. Приезжайте в Эллрингтон-Хаус, как только убедите нашего друга вас сопровождать.
Ее он тоже поцеловал. Теперь настал черед графа.
— Прощайте, сэр, и будьте вы прокляты. Вашу руку?
— Нет. Вы всегда так больно ее стискиваете. Счастливого пути. Надеюсь, гнев ваших хозяев не так силен, как вы опасаетесь. Впрочем, вы правильно сделали, что поспешили к ним при первых признаках неудовольствия. Сожалею, что стал его причиной.
— Неужто мы так и расстанемся? — спросил герцог. — И вы на прощанье не подадите мне руки?
— Нет!
Заморна побагровел, однако же повернулся к двери и натянул перчатки. У крыльца стоял четырехместный экипаж, конюх и камердинер ждали. Заморна, по-прежнему мрачнее тучи, двинулся к ним, но тут вперед выступила его жена.
— Адриан, вы забыли про меня, — промолвила она очень тихо, однако глаза ее выразительно блеснули. Герцог вздрогнул, поскольку и впрямь позабыл о Мэри за мыслями об ее отце.