На ранних стадиях исследования мы кормили их сульфаниламидами. Теперь они съедают пинту на завтрак и смеются над нами!
Одно время нас сильно обнадежил антитоксин скарлатины: девять поколений погибли под его воздействием. Но десятое — устояло!
— И это все тот же микроб, а не лабораторная мутация?
— Черт возьми, да он сам по себе есть мутация! Безостановочная, в каждом поколении! Это молекула, в которой закодированы основные признаки этого организма и которая может маскироваться и принимать любую форму. Это молекула устойчива почти к любым ядам, способным погубить организм пациента.
Мы можем нейтрализовать ее с помощью краски — ты, наверное, знаешь об этом. Оранжевый цвет свидетельствует о необратимых изменениях в молекуле — можно считать ее нейтрализованной.
Но дело в том, что краска нейтрализует также гемоглобин и еще шесть жизненно важных ферментов. А Вилли Джеззарду удалось сделать вот что: он каким-то образом заместил левую группу радикалов молекулы правой, и… Черт, да что я взялся тебе рассказывать! Я ведь уже не первый год полирую стул на административной работе и не уверен, что еще сумею перевязать растянутую лодыжку. Давай спустимся в лабораторию, и ты услышишь все из первых уст. Они были страшно недовольны визитом Боргама, но ты — совсем другое дело!
Модернизация лаборатории в «Кент Фармацевтикалз» означала прежде всего систему дистанционного управления всеми опасными экспериментами, подобную той, что использовалась для работы с радиоактивным материалом. Джеззарда и троих его помощников отделяла от самой лаборатории герметичная стеклянная стена, по периметру которой располагались многочисленные рычаги управления искусственными руками, поблескивавшими по ту сторону стекла, словно никелированные ноги огромного паука. Две другие стены были заняты компьютерными терминалами, дисплеями и множеством приборов, которые Клиффорд видел впервые.
Джеззард сидел спиной к пневматическим дверям, сосредоточенно изучая стопу карт Великобритании, исчерченных голубым мелком.
— Не обращайте на нас внимания, — сказал Рон, входя. По его поведению никто бы не догадался, что совсем недавно он потерял жену. До тех пор, пока Чума воспринималась лишь как интеллектуальный вызов, оставался шанс добиться объективных результатов. Клиффорд восхитился его умению держать себя в руках.
Джеззард оторвал взгляд от карты;
— Вернулся, Рон? О, Клиффорд! Какими судьбами?
В первое мгновение Клиффорд удивился тому, что Джеззард, с которым они встречались лишь однажды, сразу узнал его, но затем вспомнил, что неоднократно слышал о его великолепной визуальной памяти.
— До меня дошли слухи о вашем успехе с К-39. Это с ним вы сейчас работаете?
— Со всей К-серией. — Джеззард кивнул на стеклянную стену. — В общей сложности шестьдесят семь производных. Но К-39 — самый перспективный вариант из всей серии, здесь вы правы.
Он снял очки, быстро протер их рукавом халата, и, немилосердно отогнув уши, вернул на место.
— Ну как там, Фил, варится? — спросил он у одного из помощников, который неотрывно наблюдал за чем-то в бинокуляр.
— Знакомьтесь: это Фил Спенсер, а это — Сесил Клиффорд.
Молодой ассистент, взлохмаченный и довольно утомленный на вид, ответил со сдержанным оптимизмом:
— Я полагаю, закипает!
Он оторвался от бинокуляра, чтобы внести данные в компьютер, жестом приглашая Клиффорда занять его место. Прильнув к бинокуляру, Клиффорд стал фокусировать его, пока не увидел знакомые очертания чашки Петри, наполненной розоватой питательной средой. На ее поверхности виднелись четыре группки бактерий, расположенных симметрично под прямым углом к кусочку золотистого кристалла кризомицетина.
Он потянул на себя рычаг манипулятора, и объектив плавно переместился к соседней чашечке Петри, затем к следующей.
Это была серия К-39 — девять чашек, в каждой из которых содержалась микробная масса на разных фазах развития и выросшая в разной питательной среде. Клиффорд заметил, что, независимо от фазы, размножение шло довольно-таки вяло, а в центре возле кристалла оно не происходило вообще.
Впечатленный, он вернул бинокуляр Спенсеру.
— Весьма многообещающе! — сказал он Джеззарду.
— Если бы не один маленький недостаток, — кисло ответил тот.
— Только что вы видели девять десятых всего существующего в мире ДДК.
— Девять десятых чего?..
— ДДК! Ди-декстро-кризомицетина. Того самого вещества, которое и дает эффект, насколько я понимаю. Исходная молекула содержит два левосторонних радикала, которые не только не наносят вреда бактерии, но даже утилизируются ею. Весь фокус состоит в том, чтобы активизировать пару правосторонних радикалов. Но ДДК не существует в природе, а синтезировать его невероятно трудно. В результате синтеза получается в лучшем случае четверть процента чистого вещества, а отделить его кажется просто невозможным! И все же придется это сделать.
Потому что это единственный просвет в темном туннеле, который затягивает всех нас…
Он потянулся и зевнул в голос.
— Кстати говоря, Рой, — продолжил он, — я рад, что ты вернулся. Этот малый из Балмфорт Латимер напомнил мне об одной гипотезе, которую и я собираюсь проверить. Знаешь, что это такое? — он постучал по карте на столе.
— Похоже на карты Министерства Здравоохранения, где они ежедневно отмечают распространение эпидемии, — ответил Рон.
— Верно. Но, как известно, они начали публиковать их только через две с половиной недели после начала эпидемии, когда число жертв уже перевалило за тысячу. Вот эта — первая, — он вытащил одну из карт, на которой мелом были отмечены Лондон и Бирмингем.
— Я как следует рассмотрел их, а компьютер как раз заканчивает анализ тенденций, на которые они указывают. А что, если нам попробовать экстраполировать эти тенденции в обратном направлении?
Он нажал кнопку, и на небольшом мониторе появилось изображение карты, которое начало быстро меняться. Нанесенные мелком линии стали таять, сжиматься, превращаясь в скопление точек, все более и более изолированных друг от друга, пока на карте не осталась одна-единственная точка.
Джеззард присвистнул.
— Черт меня побери! — сказал он. — Я и не думал, что с первого раза так получится! Смотрите, эта точка находится в пределах… даже меньше, чем за десять миль от Балмфорт Латимер!
— Вы хотите найти первого носителя? — не вполне понимая, спросил Клиффорд.
— Можно сказать, что так, — согласился Джеззард.
— Минутку! — воскликнул Рон. — Людям из министерства пришло в голову заняться этим в первую очередь, но потом они пришли к выводу, что в разгар эпидемии разброс случаев был слишком велик…
— О, я исхожу не из официальных отчетов, — оборвал его Джеззард. — Я же сказал, что хочу экстраполировать тенденцию назад. И вот результат, — он указал на оставшуюся точку. — Кроме того, кто сказал, что был один-единственный носитель?
— Как думаешь, Клиффорд, есть что-нибудь в этом? — с сомнением спросил Рон.
— Думаю, есть, — ответил Клиффорд, вспомнив свой недавний разговор с Теккереем. — Мне кажется, что нужно немедленно сообщить обо всем этом в Министерство.
— О'кей, я позвоню им и поручу кому-нибудь переписать твои выкладки, — сказал Рон Джеззарду. — Если, конечно, ты не возражаешь.
Джеззард так дернул головой, что очки едва не слетели с его носа.
— О Боже! Не думаешь ли ты, что я озабочен первенством в публикации этого материала? Тем более сейчас, когда мы столкнулись с чем-то абсолютно новым?! Ты, должно быть, шутишь!
— Ты уверен, что это нечто абсолютно новое? — спросил Клиффорд.
— О, это нечто настолько новое, что я даже сомневаюсь, могло ли оно развиваться на нашей планете. Да, очень может быть.
На мгновение повисла тишина, затем Клиффорд подал голос:
— Но не могло же оно попасть к нам из космоса. Сейчас в моей палате выздоравливает один астронавт, и я знаю, насколько основательна его поправка. Кроме того, сегодня я разговаривал с полицейским, который…
— Знаю, знаю, — недовольно замахал на него руками Джеззард. — Я не то имел в виду. Я хотел сказать, что оно не могло развиться на нашей планете само по себе.