— Сядь, — повторила она.
— Но… где же все остальные? Где Тим? Где Конрад и Элла? Где…
— Уехали, — сказала она. Держа бокал, она повернулась ко мне и заняла единственный свободный стул, не заваленный обломками моего оборудования. — Уехали около часа назад.
— Но… Педро! И…
— Они отплыли. Теперь направляются в другое место. — Она небрежно махнула рукой. — Не знаю куда именно, но они обеспечены всем необходимым. — Подняв бокал с шампанским, она прибавила: — За тебя, Дерек. Поздравляю! Я сомневалась, что тебе это удастся, но попробовать стоило.
Я подбежал к выходящему в сторону моря окну, рывком распахнул его и вперил взгляд в сгущающийся мрак. Гавань как раз покидали четыре или пять рыболовецких судов. Их огни напоминали движущиеся звезды. На пристани валялась брошенная мебель и кое-какие рыболовные снасти. Все выглядело так, будто они и правда уезжали навсегда.
— Сядь, Дерек, — в третий раз сказала Наоми. — Мы зря тратим время. К тому же твое шампанское вот-вот выдохнется.
— Но как они сумели заставить себя…
— Покинуть дома предков, выдернуть корни и устремиться в неизведанные края? — легким насмешливым тоном спросила она. — Это не про них. Они никак не связаны с Сантадорой. Сантадоры не существует. Сантадору построили восемнадцать месяцев назад, а в следующем месяце она исчезнет.
После молчания, которое, казалось, длилось вечность, я сказал:
— Наоми, с тобой… с тобой все в порядке?
— Все замечательно. — Она улыбнулась, и на свету сверкнули ее белые зубы. — Более того, рыбаки не были рыбаками, отец Франсиско — не священник, а Конрад и Элла — никакие не художники, разве что хобби у них такое. Ну, а меня зовут не Наоми, но, раз уж ты привык к этому имени — да и я тоже, — пусть все так и остается.
Теперь я просто не мог не выпить. Шампанское оказалось превосходное. Никогда не пробовал ничего более совершенного. Жаль только, настроение в ту минуту не позволило мне оценить его по достоинству.
— Хочешь сказать, вся эта деревня — бутафорская? — требовательно спросил я. — Что-то типа гигантской… съемочной площадки?
— В некотором роде да. Сценические декорации — так, пожалуй, будет точнее. Выйди на крыльцо и возьмись рукой за узорчатую отделку навеса. Потяни ее посильнее. Она отойдет. Посмотри, что обнаружится на задней стороне. Проделай то же самое с любым другим домом в деревне, у которого такое же крыльцо. Всего их пять. Потом возвращайся, и поговорим серьезно.
Потягивая шампанское, она скрестила свои великолепные ноги, нисколько не сомневаясь, что я поступлю так, как она велела.
Я целеустремленно вышел на крыльцо — скорее чтобы перестать чувствовать себя дураком, нежели по какой-либо иной причине. Включил свет — желтую лампочку, болтавшуюся на неумело приделанном гибком шнуре, — и осмотрел резную отделку на кромке навеса. Свет лампочки привлек жужжащих летних насекомых.
Я дернул кусок дерева на себя, и он легко отошел. Я поднес его к свету и прочел написанное на задней стороне бледными синими чернилами: «Número 14.006 — José Barcos, Barcelona»[15].
Трудно было сразу решить, как мне на это реагировать. Держа, словно талисман, перед собой кусок дерева, я вернулся в дом и встал над сидящей на стуле Наоми. Хотел было гневно высказаться, но так и не придумал, что сказать, поскольку в этот момент заметил этикетку на бутылке. Это было не шампанское. Я вообще никогда не слышал о фирме с таким названием.
— Это лучшее игристое вино в мире, — проследив за моим взглядом, сказала Наоми. — Его производят… о, чуть больше десятка бутылок в год.
Судя по моим собственным вкусовым ощущениям, по крайней мере сейчас она говорила правду. Покачиваясь, я добрался до стула и в бессилии рухнул на него.
— Не буду делать вид, будто понимаю, что происходит. Я… Но я же не мог провести последний год в месте, которого не существует!
— Тем не менее так и было. — Хладнокровно держа бокал красивыми тонкими пальцами, она опустила локти на подлокотники грязного стула. — Кстати, ты заметил, что среди насекомых, слетающихся на свет твоей лампочки, никогда не бывает комаров? Ты вряд ли подхватил бы малярию, но подстраховаться все же следовало.
Я вздрогнул. Ведь не единожды в беседе с Тимом Ханниганом я весело замечал, что одно из величайших преимуществ жизни в Сантадоре — это отсутствие комаров…
— Так, хорошо. Факты начинают производить на тебя впечатление. Теперь давай вспомним позапрошлую зиму. Помнишь, как ты познакомился с человеком, который представился Роджером Герни и с которым ты позднее встретился еще раз?
Я кивнул. Ну конечно, я помню Роджера Герни. После переезда в Сантадору я часто думал, что та первая встреча с ним оказалась одним из двух событий, которые кардинально изменили мою жизнь.
— Однажды ненастной ноябрьской ночью ты оказал Герни немалую услугу: у него сломалась машина, достать нужную запчасть до утра было невозможно, а на следующий день на десять утра у него была назначена важная встреча в Лондоне. Он показался тебе очень приятным, близким по духу человеком. Ты позволил ему переночевать у себя в квартире. Вы вместе поужинали и до четырех утра обсуждали то, что приняло конкретную форму в этой самой комнате. Вы обсуждали Эффект Купера.
Я похолодел, будто та мрачная ноябрьская ночь протянула палец в окно и провела им по моей спине.
— А потом, — продолжил я, — той самой ночью я упомянул в беседе с ним, что для проведения мною необходимых экспериментов существует единственная возможность: поселиться в какой-нибудь маленькой деревушке, где бы меня ничего не отвлекало, где не было бы ни телефона, ни газет, ни даже радио, а жить было бы настолько дешево, что я мог бы на два-три года посвятить себя исключительно работе и не думать о том, как заработать на жизнь.
Боже мой! Я прижал руку ко лбу. Воспоминания всплывали, подобно невидимым чернилам под воздействием огня.
— Верно. — Наоми с удовлетворенным видом кивнула. — А ваша вторая и последняя встреча с этим замечательным Роджером Герни состоялась в те выходные, когда ты, сделав ставку на футбольный матч, радовался небольшому выигрышу. Две тысячи сто четыре фунта семнадцать шиллингов и один пенс. И он рассказал тебе про маленькую испанскую деревушку под названием Сантадора, где существуют идеальные условия для твоих исследований. Он сказал, что только что ездил туда повидаться с друзьями — Конрадом и Эллой Уильямс. Ты едва мог представить, что мечты могут стать реальностью, но когда вы с Герни уже пропустили не по одному стаканчику, тебе уже показалось странным, что ты еще не распланировал всю поездку.
Я с такой силой поставил бокал на стол, что едва не разбил его.
— Кто ты такая? — резко спросил я. — Что за игру ты ведешь?
— Это не игра, Дерек. — Теперь она наклонилась вперед, не сводя с меня синих, похожих на драгоценные камни глаз. — Все очень серьезно. И у тебя в этом деле тоже свой интерес. Скажи честно: если бы ты не встретил Роджера Герни, если бы не выиграл ту скромную сумму, ты бы оказался здесь — или где угодно — и сумел бы сделать Эффект Купера явью?
После долгого молчания, обдумав весь прошлый год, я признался:
— Нет. Нет, если быть честным до конца. Не сумел бы.
— Значит, вот и ответ на вопрос, который ты недавно задал. — Поставив бокал на стол, она достала из кармана обтягивающих брюк маленький портсигар. — Я единственный человек в мире, который хотел получить Эффект Купера и найти ему применение. Больше ни у кого не хватило на это желания — даже у самого Дерека Купера. Возьми сигаретку.
Она протянула мне портсигар и открыла его. Воздух мгновенно наполнился удивительным ароматом. На сигарете, которую я взял, не было названия, единственным опознавательным знаком были едва заметные полоски на бумаге, но, как только я сделал первую затяжку, сразу же понял, что этот табак, как и вино, лучший в мире.
Она с интересом наблюдала за моей реакцией. Я слегка расслабился — улыбка сделала ее более привычной. Сколько раз я здесь видел эту улыбку у нее на лице или — чаще — у Тима или Конрада?