— А здесь нам делать больше нечего, — весело решил Раш. — У нас на борту больные, нуждающиеся в лечении на Земле, но и без этого необходимо срочное возвращение. Эта информация о «везунах» слишком важна, чтобы ее задерживать. Гаврилов!
— Сэр?
— Велите навигаторам рассчитать орбиту, где мы, скорее всего, выйдем на радиосвязь с какой-нибудь государственной станцией, а затем — домой. Отдайте приказ всем привязаться для маневра поворота. И пускай врач раздаст антиускоритель. Нам надо спешить!
5
Мартину с сожалением заглянул в пустой стакан и тут до него дошло, что тихий голос профессора Айворда смолк. Усилием воли вернув себя к реальности, он с интересом посмотрел на собеседника: Кто бы мог подумать, что профессор окажется таким чертовски интересным рассказчиком!
— Значит, так все и началось, — сказал он, чтобы прервать паузу. Не переставая вязать узлы на своей трубке, Айворд кивнул.
— Учтите, убедить большое начальство, оказалось нелегко. И… мне очень не ловко, но можно просить вас об одолжении?
— Разумеется.
— Я хотел бы еще немного глотнуть, но мне трудно встать…
— О, конечно! — Мартину вскочил на ноги. Мускулы заныли, но через секунду-другую все было в порядке, и он поспешил со стаканами снова разыскивать кельнера. Возвращаясь, он чувствовал некоторое превосходство все-таки у Айворда почти все время была какая никакая тяжесть, а ему как всем космонавтам, приходилось перескакивать с полной невесомости в полете на целое «ж» на Земле. Вручая Айворду новый стакан, Мартину гадал, что именно: преданность работе или какой-то дефект характера держат этого толстяка на обратной стороне Луны. Он подозревал, что последнее, теперь это следовало обдумать. Как, должно быть, неприятно быть гением в одной узкой области — и полным невеждой в самом главном: искусстве быть обычным человеком.
— Знаете, не надо меня ждать, — с ошеломляющей проницательностью сказал Айворд. Мартину подавился своим коктейлем и принялся отчаянно отнекиваться. Айворд его не слушал. Он продолжал, глядя на шлифующих пол танцоров:
— Мне жаль вас не меньше, чем вам меня, и обоим нам следовало бы пожалеть всех этих людей. Они как мыши, пока нет кота. Не собирается ли он пустить слезу? Мартину решил срочно переменить тему.
— Вы сказали, что высокое начальство оказалось трудно убедить, профессор.
— Сказал?.. — Айворд поднял бровь: алкоголь подействовал на него. — Ах, да, конечно… я помню тупоголового идиота — его звали Мачин — в жизни не видел такого бюрократа, он вбил себе в башку, что мы все подстроили, чтобы лишить будущих счастливцев их находок. Как большинство людей, его нужно было ткнуть носом, чтобы он поверил. Если бы не он, мы спасли бы «Сириус».
— Я помню, — вставил Мартину, — у меня там были друзья. «Сириус» нашел «везун» в радиусе слышимости станции Луна-порта…
— …Из-за Мачина и ему подобных он подошел прямо к «везуну», чтобы взять его на буксир. И взорвался, имея 800 человек на борту. Слишком многие видели это собственными глазами и ослепли, как команда «Альгола» — и это уже невозможно было замять. Тут они кинулись задним числом раскручивать. Меня со всеми приборами на руках доставили к следующему обнаруженному «везуну», а к тому времени, как нашли пятый и шестой, я уже разработал теоретические основы этого поля. Попробовали сделать установку и сказали, что ничего не выйдет, но можете мне поверить — математически это довольно просто, труднее было загнать генерирующую установку в приемлемые габариты. Но мы все-таки добились и сделали коммерческую установку — и «везуны» перестали наводить ужас: мы стабилизировали их в нашем пространстве-времени на срок достаточный для разработки и извлечения всего радиоактивного продукта. Речь Айворда утратила четкость, он упорно разглядывал свои пальцы, словно был не вполне уверен в их количестве.
— Ангус говорит, что дело могло обернуться очень скверно, — продолжал он после паузы. — Это было прямой причиной той страшной инфляции — помните, 13–14 лет назад, рынок насытился драгоценными металлами и чашка кофе стоила пять монет, а поездка на такси — 200. Помню, когда-то я мечтал иметь миллион долларов. А что бы я сейчас делал с миллионом? Держу пари, Ангус на эту вечеринку потратил больше. Взмахом руки он включил в свое определение все веселье, бушевавшее вокруг них. Мартину одобрительно кивнул.
— Но это так же излечило нас от склонности приписывать вещам условную ценность — закончил Айворд. — Ныне основой стоимости мы признаем только вложенный труд, а уран из «везунов» дол изобилие дешевой высокой энергии, так что, может быть, все это пошло нам на пользу, о! Кельнер, собирая пустые стаканы, заглянул в их нишу, и Айворд подозвал его.
— Капитану повторить, — заказал он, — а мне — то же самое. Мартину, поколебавшись, пожал плечами.
— Сливянка, — сказал он. Кельнер кивнул и вышел.
Мужчина и девушка, держась за руки, заглянули в нишу в поисках свободной и скрылись. Кельнер вернулся с полными стаканами.
— Уф-ф, — вздохнул Айворд, отхлебнув. — Очень не плохо! — Он осторожно поставил стакан и откинулся назад, сонно прикрыв глаза. — Взгляните на них: три миллиарда слепых мышей. Кто разбудит кота? Видимо, у Мартину мысли тоже начали путаться, он полусонно встрепенулся.
— Простите?
— Я сказал: три миллиарда слепых мышей. Кто разбудит кота? — с достоинством повторил Айворд. — Хотя кота, насколько я знаю, нет.
— Нет бесполезно, — Мартину не пытался вникать в это. Прикончив свой стакан, Айворд одобрительно рыгнул и подытожил:
— А в общем, по совести говоря, мышам не так уж плохо… о чем мы говорили?
— Видимо о мышах.
— Я говорил о мышах, — поправил Айворд. — А мы говорили о «везунах». Но это не может продолжаться долго.
— Что не может продолжаться?
— Все это, — Айворд описал рукой широкий круг. Не только эта вечеринка, а и все остальное. «Птичка ходит весело по тропинке бедствий…». Скажите вы полагаете, что человечество распоряжается своей судьбой, или же, как некоторые верите, что мы — игрушка высших сил? Для разнообразия Мартину рад был услышать вполне осмысленную фразу. Он не спеша, обдумал вопрос.
— Это кажется, один из парадоксов? Я… нет, не знаю.
— Так, я вам скажу, — пообещал Айворд. — Как вы думаете, кто-нибудь вами дорожит, кроме вас самого.
— Нет, — уверенно ответил Мартину. — Разве что команда моего корабля, да и то я не в каждом уверен.
— Вы счастливчик и я тоже. А возьмите всех этих людишек, которые воображают, будто что-то для кого-то значат. Как ужасно им будет понять, что они не значат ничего!
— А им придется понять?
Профессор явно не ждал этого вопроса.
— О, да, наверняка, в свое время. Вы знаете, что такое «везуны»? Я имею в виду — для чего они? Это становилось скучным, видимо, следовало бы внять совету Ангуса.
— Не знаю, скажите, — покорно ответил Мартину.
— Заранее предупреждаю — вы мне не поверите. Ангус не верит, он типичный твердолобый индивид. И остальные тоже, с кем бы я ни говорил. Но я вам все равно скажу. Вы говорили, что не знаете игрушки мы или нет. Так вот мы — не игрушки. Потому что мы не занимательны. Мы — только досадная помеха… Вам когда-нибудь досаждали мыши? Единственно вежливость заставила Мартину проявить внимание, которое он уже почти утратил:
— Когда я был маленьким, — сказал он, — помню, у нас в доме их было полно. Но мне они не досаждали, скорее нравились. Вот только запах…
— И как ваша мать боролась с ними?
— М-м… помнится, сначала мы их ловили, но это помогало не долго: скоро хитрые зверушки научились избегать мышеловок. Так что, в конце концов, их истребили отравой. Новая пара появилась у входа. С переплетенными руками, слишком занятые собой, чтобы замечать окружающих, они направились к портьерам позади. Радуясь неожиданной помехе, Мартину через плечо глянул на них: они отдернули портьеру, за которой оказалось открытое окно, и, облокотившись о подоконник, стали глазеть на звезды. Мартину им позавидовал.