— Иглы для акупунктуры?
— Не знаю. Просто большие длинные иглы.
— Продолжай.
— Он засовывал их в нее, засовывал везде. А миссис Скотт всегда хотела, чтобы она лизала ее влагалище.
Отличительной чертой личности Лесли было то, что все это ее нисколько не смущало. Она относилась к этому списку детских ужасов с почти клинической отстраненностью. Это достойно восхищения, — подумал он, — если бы это не было так грустно и страшно.
— Миссис Сиддонс любила выкручивать ее соски до слез. А мисс Нейлор всегда хотела, чтобы ей сосали грудь, как будто Патриция была маленьким ребенком, а она — ее мамочкой. Мистер Хейс сажал ее в ванну и мочился на нее, а однажды он еще и насрал на нее. На живот. Встал над ней и согнул ноги.
— И там были другие дети, верно?
Она кивнула.
— Дэнни Скотт, Ричи Сиддонс и близнецы Деннисон.
— Патриция пыталась сопротивляться? Пыталась убежать?
— Пару раз пыталась. Но она была слишком мала, чтобы убежать. Ганнеты сильно избили ее за это. Так что она больше не пыталась.
Она замолчала. По ее щекам внезапным потоком покатились слезы.
— Лесли?
Ее подбородок дрожал, а большие карие глаза были глазами лани, влажными, невинными.
— Линетт? Это ты?
— Они меня обижают! Мама и папа…
— Я знаю. Но теперь все позади, Линетт. Мама и папа больше не будут тебя обижать. Я обещаю. Клянусь.
Это было правдой. Мама и папа погибли в автомобильной катастрофе почти десять лет назад. Он был пьян. Телефонный столб был безжалостен. По мнению Хукера это было добрым избавлением.
— Они меня обижают!
— Я знаю, что они это делали, Линетт. Но теперь все кончено. Мама и папа больше никогда не смогут тебя обидеть. Понимаешь?
Она шмыгнула носом. Слезы прекратились.
— Сейчас с тобой все в порядке?
Она поколебалась, затем кивнула.
— Хорошо. Если все в порядке, ты позволишь мне еще раз поговорить с Лесли?
— О, ради всего святого, трахни Лесли!
Голос был глубоким и хриплым.
Сэди.
Она появилась всего лишь в третий раз.
Первые два раза были неприятными. Он видел, что этот раз не станет исключением. Она встала со стула и направилась к нему.
— Хочешь поговорить о сексе, милый? Тебя это возбуждает? Все это? Тогда тебе лучше поговорить со мной.
Он уже наполовину поднялся со своего стула, когда она протянула руку и толкнула его обратно.
Затем задрала юбку и оседлала его.
— Сэди…
— Я знаю. Мы уже проходили через это раньше. "Это неуместно для пациента и терапевта", бла-бла-бла. Расслабься, ладно?
Она сбросила жакет.
— Отстань от меня, Сэди.
— Расслабься. Ты же знаешь, что хочешь малышку Сэди.
— Чего я хочу, так это поговорить с…
— Да, с Лесли. Я знаю. Но сделает ли Лесли это для тебя, док?
Она стянула свитер через голову. Под ним оказалась обнаженная грудь. Это были прелестные груди, полные и упругие для ее возраста и того факта, что она родила двоих детей — и, судя по размеру и форме сосков, кормила грудью по крайней мере одного ребенка.
Прекрасные груди, если бы не шрамы.
Маленькие сморщенные шрамы от ожогов. Больше дюжины только на груди. Еще больше на животе, шее и плечах.
Он все еще мог различить свастику, вырезанную прямо над ее пупком.
Он никогда раньше не видел доказательств воочию.
— Ты хочешь поговорить об этом, Сэди?
Она рассмеялась.
— Поговорить о чем? О моих сиськах?
— Об ожогах. О свастике.
Она сердито оттолкнула его, схватила свитер и подошла к окну. Натянула свитер. Вернулась к своему креслу и полезла в сумочку за пачкой "Уинстон Лайтс".
Сэди курила. Остальные — нет.
— Я не разрешаю курить. Ты же знаешь это, Сэди.
Она с отвращением посмотрела на него и бросила пачку обратно в сумочку. Сэди будет бунтовать, но только до поры до времени. Затем, как и все остальные, она будет вынуждена подчиниться.
— Да пошел ты, док. Поговори со своей драгоценной Лесли. Прекрасно проведи время. Ты, мудак.
Она опустилась в кресло и посмотрела на него. Взгляд смягчился. Ее лицо медленно становилось нейтральным.
Снова Лесли.
Если бы он только мог удержать ее здесь надолго.
Сеанс затягивался. Он уже это видел. Часы на стене над ней и позади нее показывали 2:50. Но все это было слишком продуктивно, чтобы прерваться через десять минут. У него был пациент, который, вероятно, уже ожидал в приемной — ему назначено на три часа. Это был не лучший способ завязать отношения между врачом и пациентом, но мужчине придется немного потерпеть.