Право же, времени для остальных учеников этой «маленькой» школы, вместе с Марией сидевших в одном классе, вовсе не оставалось. Потому не было ничего удивительного в том, что прошел еще добрый год, прежде чем обнаружилось молчаливое сопротивление Марии начальству.
Вместе с небесным начальством деревни в школу наведался инспектор из города. Несчастный случай привел инспектора к маленькой Марии и заставил его взглянуть на ее аспидную доску. Твердые и аккуратные стояли на ней буквы, но, к сожалению, инспектору лишь с помощью зеркала удалось разобрать начертанные на доске слова: «Германия великая страна — у нее есть император. Императора зовут Вильгельм. Он ниспослан нам божьей милостью». Левой рукой Мария научилась красиво и четко выводить слова, которые, однако, можно было прочитать только с помощью зеркала. Господин учитель получил после посещения инспектора основательный разнос, а девочка Мария тут же следом — изрядную порцию побоев от господина учителя. С этого дня палка господина учителя до тех пор гуляла по писавшей в зеркальном порядке девочке, пока ее правая рука не научилась выписывать фразу: «Все мы подчинены начальству, а начальство — от бога». Чем старше становилась Мария, тем реже она попадала летом в свой класс. То нужно было сажать картофель или выпалывать сорняки, то сажать свеклу или стелить лен, то жать хлеб или ворошить сено, а там уж приходила пора выгонять скот на пастбище, и Марии приходилось следить, чтобы коровы не забрели на свекольное поле или в кукурузу в поисках более доступного и вкусного корма.
И вот девочке исполнилось четырнадцать лет. Незадолго до пасхи явился ее опекун и сказал, что незачем ей больше ходить в школу.
— Господин учитель считает, — говорил он, — что ты выучилась всему, что тебе необходимо. Ты можешь сосчитать, сколько снопов идет на суслон, умеешь пересчитать своих телят и коров, чтобы ни одна не потерялась. Расписываться и читать Библию ты тоже навострилась. Кроме того, ты уже достаточно взрослая и сильная, можешь работать коровницей.
Но Мария не соглашалась. В школе было гораздо приятнее, чем в усадьбе за работой. Там ей попадало разве что от учителя или священник иногда дернет за волосы.
Дома же ее колотила мать, ругала и пинала хозяйка, а нередко, бывало, и сам хозяин давал по уху.
Мария заявила опекуну, что будет и дальше ходить в школу. Ведь другим детям полагалось учиться еще целый год. Тут опекун рассвирепел:
— Если ты завтра придешь в школу, учитель тебя отколошматит и все равно выгонит. А потом получишь еще от меня и от матери, — ведь она уже взяла деньги у хозяина Колы за твою работу.
Мария выпятила нижнюю губу, втянула голову в плечи и больше не произнесла ни слова.
В пятницу после пасхи она все-таки удрала из хлева и помчалась в школу. Все произошло так, как предсказывал опекун: она получила колотушки от учителя, ей не дали второго завтрака, сунули в руки корзину, и вместе с другими служанками она отправилась на поле молодого клевера выбирать из пашни камни.
Осенью того же года мать ее простудилась и, не пролежав в постели и нескольких дней, умерла. Мария поплакала немного, а в воскресенье в первый раз надела материну черную юбку, черный передник и черный платок.
Следующей весной Мария снова убежала. На сей раз уже не в школу, и за пять деревень южнее. Там она пошла к управляющему помещичьего имения и попросилась на работу. Тот бегло взглянул на ее бумаги, несколько внимательнее на сильные, уже рабочие руки, на крепко сбитую, приземистую фигуру и послал в помещение для работниц.
Через неделю хозяин Кола явился, чтобы забрать свою сбежавшую коровницу, но ему пришлось вернуться ни с чем. Как-никак, а помещичье имение не чета хозяйству крестьянина, пусть даже с шестью лошадьми. Зато в возмещение понесенных убытков он присвоил себе принадлежавшие матери Марии черное и ее единственное пестрое платья.
Шли годы, со временем Мария уже получала за рабочий день несколькими пфеннигами больше, обрела округлые бедра, острый язык и сильные руки, умевшие постоять за себя.
И все же, когда она через несколько дней после своего девятнадцатого дня рождения пришла вместе со вторым работником Якобом Янчом к священнику, чтобы сделать оглашение, ей пришлось просить его звонить к их венчанию в маленький колокол. Как раз в тот момент, когда это было важно, руки ее совсем забыли о самозащите, вот почему молодожены Янчи в день крестин своего первенца, можно сказать, еще доедали свой свадебный пирог.
Через год после девочки в той же комнате родился мальчик. Комната была большая и вместительная. Правда, огромная темно-серая кафельная печь занимала много места, и все же вполне можно было поставить в комнате вторую кровать для детей.