Вичасова только что родила, поэтому Янчова за нее хозяйничала. Она как раз чистила во дворе у порога картофель.
— Вы что ж, Янчиха, не получили письма из общинного управления? — набросился на нее «свирепый пес».
— Получила, — ответила Янчова, продолжая спокойно чистить картофель.
— Почему же вы не съехали?
— Ну уж не-е-ет! — сказала старуха и с такой силой бросила картофелину в воду, что несколько капель брызнуло на сапоги Шиллера.
— «Нет» — это не ответ на мой вопрос, — гремел Шиллер, отступив на шаг назад.
— Никуда я не уйду, — проворчала она, хватая новую картофелину.
— Сейчас же перестаньте чистить картошку и идите со мной!
— Не пойду!
— Немедленно идите за мной! — взревел Шиллер, упершись одной рукой в бок, а второю ухватив рукоятку пистолета, точно так же, как тогда на свекольном поле.
— Я должна начистить картошку, — возразила женщина очень спокойно. Все-таки сейчас дело обстояло не совсем так, как на свекольном поле.
— Именем закона… — начал представитель государственной власти.
Но Янчова прервала его:
— Мне надо в «домик», — встала и, прежде чем вахмистр успел опомниться, захлопнула за собой дверь с вырезанным в форме сердечка оконцем.
При таких обстоятельствах, это понял даже Шиллер, не имело никакого смысла вызывать Янчову через сердечко в двери и объявлять ей, чего требует от нее закон. Шиллер остался охранять дверь «домика» и дал себе слово действовать без всякого снисхождения.
Когда вахмистр приходит в деревню, чтобы кого-нибудь забрать, это целое событие, какое не каждый день случается. Во дворе у Вичасов уже собралась добрая дюжина детей, двое шестнадцатилетних крестьянских парней, не нашедших места, где бы они могли обучаться ремеслу, трое молодых безработных и две-три женщины. Все напряженно ждали дальнейшего развития событий, а пока присутствовавшие здесь ранее рассказывали вновь прибывшим о случившемся.
Когда подошел еще один безработный и спросил, что произошло, кто-то из его товарищей ответил:
— Старая Янчова плюет на господина полицейского.
Все засмеялись, а дети громко восторгались, радуясь шутке. Шиллер сделал вид, что ничего не слышит.
— Она это делает именем закона, — добавил другой, и опять взрослые засмеялись. А так как смеялись взрослые, их примеру следовали и дети.
Шиллер обернулся.
— Очистить двор! — приказал он взрослым и цыкнул на детей: — А ну, кыш отсюда, вы, банда!
Но ни парни, ни женщины не двинулись с места, а потому и дети не послушались.
— Ну, скоро вы?
Лицо Шиллера налилось кровью, а кулаки начали трястись от ярости.
— Это — двор Вичасов, — пробормотал один из парней. — Пока он нас не гонит, мы имеем право здесь стоять.
— Вы здесь ничего не потеряли. Я приказываю…
— …Вот именно, я только что потерял здесь пятак, господин полицейский. И я должен его поискать. А они все, — парень обвел рукой растущую кучку людей, — они помогают мне искать.
Шиллер сжал кулаки и закусил губу, а дети восторженно кричали:
— Ищите пятак, ищите пятак! Кто его найдет, может взять себе!
Положение становилось все более щекотливым, и спасти дело могла только решительная расправа с виновной.
Но виновная все еще сидела в «домике». Шиллер забарабанил кулаками в дверь:
— Немедленно выходите, Янчова!
— Не выйду, господин вахмистр, — отвечала старуха изнутри.
Это звучало отнюдь не дерзко, наоборот, почти добродушно.
— Сейчас же выйти! Именем закона…
— У меня понос, — крикнула Янчова через сердечко.
Все во дворе злорадно загоготали, и кипевшая в Шиллере ярость полностью поглотила его и без того скудные мыслительные способности. Он долго думал, пока нашел выход.
— Сегодня вечером, в семь часов, я приду к вам на квартиру, Янчова. Вы должны быть дома. Понятно?
Не дожидаясь ответа, Шиллер повернулся на каблуках и с видом суровой официальности отправился восвояси.
При этом он быстрым взглядом окинул лица парней, желая их запомнить. Во-первых, в его обязанности входило наблюдать за бунтарями, а во-вторых, уж он сумеет кого-нибудь из них поймать без звонка, или ручного тормоза, или фонарика на велосипеде…
Когда вахмистр в семь часов вечера явился к Янчовой, его опять постигла неудача.
Правда, Янчова была дома, и судя по всему поноса у нее на сей раз тоже не было, потому что она уютно сидела за столом и латала штанишки внука. Но это мало помогло Шиллеру, ибо все это он видел только в окно.
Войти в дом было столь же невозможно, как и выбраться из него. У входной двери какой-то неосторожный деревенский извозчик опрокинул огромный воз соломы.