— Господин граф! Наш граф Тибор Бароти!
Яноша растрогало и взволновало то, что он только сейчас, впервые за долгое время, вспомнил графа, что считал его покойником, что после стольких лет порадовался его подарку.
— Прошу вас, господин граф! Подумать только — кто к нам пришел! Входите, прошу вас!
Граф вошел, тяжело ступая ногами в запыленных ботинках. Теперь, при свете кухонной лампы, Янош окончательно узнал его, взгляд, улыбку, даже руки, хотя они загорели на солнце, немного опухли и под ногтями была грязь.
— Садитесь… Ох, что это я, пожалуйте в комнату! Не сидеть же нам в кухне…
Граф бросил усталый взгляд на раскаленную плиту, на закипавшее молоко и уставился на кончики своих ботинок.
Янош инстинктивно понял, что гость голоден.
— Может, выпьете кружку молока, барин? — осмелился предложить он.
— Я бы выпил, — коротко, без всякого выражения ответил барин.
— Сейчас вскипит. А откуда же вы прибыли? Что делаете в селе? Я о вас ничего и не знал.
Граф отвел глаза от ботинок, серьезно посмотрел на Яноша и улыбнулся. Его улыбка не была такой сияющей, как когда-то, но Янош из вежливости тоже улыбнулся.
— После смерти мамы… Впрочем, зачем начинать так издалека — после того как я лишился и трактира, я нашел работу на кирпичном заводе. На том заводе, что в долине, у Фэгэраша.
— Как раз там! — не зная что сказать, вымолвил Янош. — И вы там работали? В конторе?
— Нет, у печи, — просто ответил граф. — Но две недели назад меня оттуда уволили.
— Ах ты господи! Да за что же? Оно, конечно, работа тяжелая, вы не умеете, откуда же вам уметь!
— Нет, я умею, но я не ходил на работу два дня подряд, а когда пришел, то… — граф секунду поколебался. — Что тебе сказать? Я пережег печь! Был расстроен и выпил лишнее, понимаешь?
Янош понимал: как тут не расстроиться, если ты владел Баротфалвой, если ты был граф Тибор Бароти и все потерял и стал рабочим на кирпичном заводе! Да еще ежели ты так здорово пил в молодости, то разве бросишь теперь, когда у тебя кругом одно несчастье да горе? И из-за пьянства его две недели назад выставили? Вот тебе на! Что же, на заводе не выпьешь, когда в голову взбредет. Напортил чего — ну и конец!
— И две недели?..
— Я шел пешком сюда. Я подумал, что здесь люди знают, еще помнят меня. Может, найду для себя что-нибудь другое. Но, видно, они не слишком хорошо меня помнят.
— То есть как? — удивился Янош.
— Я постучался к Анне Балаж. Она открыла, посмотрела на меня, узнала и, ни слова не сказав, захлопнула калитку.
На этот раз и Янош опустил глаза. Зачем граф пошел к Анне Балаж, с которой у него когда-то произошла столь неприятная история?
— Я постучался к Лаци…
— Ну? Ну? — с крайним любопытством поторопился спросить Янош.
— Они вышли к воротам — он и его мать Кати. Придерживали калитку, словно я хотел войти без разрешения. И плакались, будто ничего у них нет, будто в селе косо глядят на них, потому что они служили в усадьбе, будто стоит им шевельнуться, как на них донесут в милицию, и они боятся даже говорить со мной. Сказали, что еще с прошлого года не видели хлеба.
— Свиньи! — вырвалось у Яноша. — Да ведь он и со своей маменькой лопаются от жиру. Хлеба не видели?
Растерянный взгляд графа снова устремился на горшок с молоком, который теперь стоял на краю плиты.
Вдруг Янош сообразил, что если человек шел пешком две недели, то он, должно быть, изнемогает от голода и усталости.
— Я накрою вам стол в комнате, барин! Сию минуту накрою.
— Не трудись, Янош, я поем и здесь, — поспешно ответил граф.
Когда Тереза и Арпад вернулись домой, Тибор Бароти заканчивал ужин. Янош стоял перед ним; он поставил на стол все, что сумел отыскать: свиное сало, копченую грудинку, брынзу, молоко, хлеб. Путник, ловко орудуя ножом и вилкой, сначала ел торопливо, потом медленнее, с расстановкой, основательно.
Дети изумленно остановились на пороге кухни. Янош с гордостью представил их, одного за другим, ему хотелось, чтобы барин сказал, какие они большие, сильные, красивые!
Тереза с подозрением смотрела на барина сверлящим, холодным взглядом. На мальчишеском лице Арпада выступила неуверенная, чуть застенчивая и чуть снисходительная улыбка. Об этом барине они слышали немало рассказов — и дома, и на селе, — да и вообще о господах они знали много. Но их застигли врасплох, и они не успели решить, что об этом думать и как себя вести.
— Тереза, постели в комнате, господин граф у нас ночует. Арпад, принеси ведро воды и сполосни таз, господин граф хочет немножко помыться.