- Я школу после восьмого класса бросил, в техникуме учился, рассказывал Шапулин. - В сельскохозяйственном. На механизатора. Моторы хорошо знаю. Неделя осталась до экзаменов - уехал. Сюда завербовался.
- Что же так?
- Не знаю, понесло... Здесь мотористом сначала был. Не понравилось: стучит сильно. И всё время внизу, без воздуха.
- А как же ваш Дед?
- Так он настоящий моторист, а я - так.
На палубу вышел Жаботинский. Он потянулся, сделал упражнение - шпагат и полез на рубку набрать из бочки пресной воды.
Из открытого люка кубрика повалил голубой ядовитый дымок. Загремели жестяные кружки. Жаботинский готовил чай.
- Говорят, все животные бывают чёрные и белые, - сказал Шапулин, даже слоны... Я учиться зимой хочу. Школу, дурак, бросил. Как думаете, теперь смогу?
- Теперь тяжело будет. Не знаю.
- Зимой мы на берегу болтаемся. Я буду стараться.
БАМБУК
Рядом с бочками лежал кусок бамбукового ствола. Настоящее бревно, только пустое и внутри с перегородками.
ЗАЧЕМ ОНО?
Когда про человека хотят сказать плохое, про него говорят: "Бамбук!"
Придя домой, мы стали сдавать трепангов.
- Жаботинский - бамбук! - крикнул Телеев.
Ага!
Но Веня не обиделся, а поднял бамбуковый ствол. У каждой бочки была сверху верёвочная петля. Жаботинский продел бамбук в такую петлю и положил конец ствола на плечо. За второй конец взялись Дед и Шапулин.
Они подняли стокилограммовую бочку. Один конец держали двое здоровых парней, второй - маленький квадратный Жаботинский. Осторожно ступая, они понесли бочку с катера в разделочный цех.
Я вспомнил: Жаботинский - знаменитый силач. Значит, Веня - по праву его однофамилец.
И ещё я понял, зачем на катере бамбук. Тут никакое другое дерево не выдержит.
ГАЛОШИ
Дождь лил третий день подряд.
Я сидел в комнате, как в плену.
Дорога превратилась в реку из жёлтой грязи. Лужайки за домом стали чёрными.
Я понял: мне нужны сапоги. Резиновые, высокие, как у всех на острове.
Я надел свои раскисшие полуботинки, отправился в магазин.
Магазин стоял на горе. Я лез к нему наверх по щиколотку в грязи, скользил, цепляясь руками за кусты. Жёлтые ручьи текли мне навстречу.
Я ввалился в магазин и прохрипел:
- Сапоги!
Девушки-продавщицы очень удивились:
- Вы это о чём?
- Мне нужны сапоги. Резиновые. Сорок второй размер. Срочно. Высокие, до колен.
- Сапог нет, - ответили девушки.
Ноги перестали меня держать, и я упал на подоконник.
- Поймите, - сказал я. - Приехал издалека. Мне надо всё время ходить. У меня есть босоножки. Но я не могу в них. Я тону в грязи.
- Сапоги все разобрали, - сказали девушки.
- Милые! - взмолился я. - Приехал издалека.
- Катя, поищи, там какие-то ещё есть, - сказала продавщица постарше.
Та, что помоложе, принесла из задней комнаты маленькие резиновые сапожки.
- Только такие, - сказала она, - только детские, на пять лет.
- Мне не пять лет. - Я чуть не плакал. - Мне тридцать четыре года. У меня сорок второй размер!
- Странный вы человек, - сказала старшая. - Сапоги покупают заранее. Вам говорят ясным языком: взрослых сапог нет. Зимой...
Я покачал головой. Зимой меня здесь не будет. Я буду ходить дома по асфальту в галошах...
Стоп! Это идея!
- А галоши у вас есть?
- Сорок первый размер.
- Давайте.
Я заплатил деньги и получил пару блестящих, словно облитых маслом, галош. Примерил их. На полуботинки галоши были малы. Ничего!
Я снял полуботинки и надел галоши. Я надел их просто так, на носки.
Я знал, что спасёт меня. БОСОНОЖКИ. Они меньше, а в крайнем случае им можно обрезать носки.
Пускай никто ещё не ходил в галошах, надетых на босоножки. Я буду первый.
Мне не страшна теперь никакая грязь.
Я вышел из магазина и пошёл самой серединой улицы. Я не шёл, а плыл по грязи. Как Колумб к Антильским островам.
ТЕПЕРЬ ДОЖДЬ МНЕ НЕ СТРАШЕН!
ЛЕСНЫЕ ВОДОПАДЫ
Я шёл по лесу.
Лес был мокрый, сырой. В нём хорошо слышались все звуки.
За мной кто-то шёл следом.
Я сразу заметил это. Шагов слышно не было, но ветки позади то прошумят, то замолкнут. То сзади, то сбоку.
Я остановился и стал ждать.
И тут совсем рядом, под соседним деревом, кто-то как забарабанит. Я туда. Никого.
Постоял на месте, послушал и понял.
Шумели капли. Маленькие капли воды. Сорвётся капля с самой макушки, упадёт пониже на лист. А там, на листе, другая капля лежит. Сольются они, станет листу невмочь держать их, прогнётся и уронит - уже две капли. А там, ниже, четыре... восемь... И рухнул вниз дробный лесной водопад.
Послушал я и пошёл дальше. Шёл, пока не наткнулся на развалины. Видно, стоял здесь когда-то дом. Только, наверное, очень давно. Тут фундамент когда-то был, здесь - стена... Всё погребено в траве, сквозь пол деревья проросли, водой залит подвал.
Хотел я кирпич поднять, ухватился за него, а он развалился в руке раскис.
Видно, здесь когда-то самые первые поселенцы жили. Лет двести назад.
Обошёл я развалины кругом. Куст, под кустом сухой кусок стены. На нём кто-то копотью вывел:
ЖИЛ В ЭТОМ ДОМЕ... фамилия неразборчиво и год: 1956.
Вот тебе и двести лет! Всего десять лет, как ушёл человек.
В лесу как в воде: что упало, затянулось травой, плесенью, мхом утонуло, ушло на дно.
Десять лет - как десять метров глубины: кое-что ещё рассмотреть можно.
Пятьдесят - и следов не найти.
ЕЩЁ РИСУНОК
- Николай, там осьминога привезли! - сказал мне Дед.
- Где?
- На первом причале. На сейнере лежит.
Я схватил альбом и побежал.
У причала стоял малый рыболовецкий сейнер - МРС. На палубе в дощатой выгородке была навалена пластами рыба. Она тускло поблёскивала, как жесть.
Поверх рыбьих приплюснутых тел лежало что-то фиолетовое, в пятнах. Это был осьминог. Он скорчился, застыл и был похож на лепёшку студня.
Вот он какой!
Я спросил рыбаков:
- Можно мне его взять?
- Варить?
- Рисовать.
- Поздно. Мы уже на завод сообщили. Сейчас его заберут.
- Я недолго...
Осьминога вытащили на причал.
Он был вялый, ни одно щупальце не шевелилось. Глаз не было, только по бокам головы две плотно закрытые щёлки.