Я не захватил с собой багорок и помогать Телееву не мог. Я уселся около якоря. От него отходил вверх канат. Прямо надо мной на этом канате, как дирижабль на привязи, плавал катер.
Я снял его и стал собирать в пластмассовый мешок жителей морского дна.
Их я зарисую на палубе сразу же, как только поднимусь. Пока они живые, пока не изменили форму и цвет.
На камнях сидело несколько бурых актиний. При моём приближении они спрятали щупальца, сжались, замерли и стали похожи на грибы.
Лиловые, с красными пятнышками морские звёзды копошились среди камней.
Из-под одной звезды торчал белый раскисший хвост полусъеденной рыбины.
Я положил в мешок звезду, актинию, несколько трепангов.
Рядом с полусъеденной рыбиной лежал на гальке ещё один трепанг. Он был, наверное, дохлый или больной - бесцветный, желтовато-серый. Я не хотел его брать, но увидел, что шишечки на его спине шевелятся.
Бросил и его в мешок.
- Поднимаем! - сказал Шапулин.
Поднимали меня осторожно, с выдержкой.
На палубе я снял рубаху и привалился спиной к борту.
В ушах потрескивало.
Телеев был ещё на дне.
Он набрал уже третью питомзу.
Я вытряхнул содержимое своего мешка на доски.
- О, - сказал Веня, - белый трепанг!
Я удивился.
Так вот он какой, знаменитый белый трепанг!
Очень обыкновенный.
САМОЕ ВАЖНОЕ В МОРЕ
Когда мы возвращались домой, нашёл туман и закрыл берег. Через серую туманную полосу зелёным пятном пробивалась луна.
Бот шёл вдоль туманной полосы.
Мы с Телеевым сидели на палубе. Веня стоял у руля.
- Знаешь, что самое важное в море? - спросил меня Телеев.
- Компас.
- А ещё?
- Карта.
- А если подумать?
- Мотор. Без мотора пропадёшь.
Телеев встал и запахнул ватник.
- План, - сказал он. - Без плана не приходи домой.
Он ушёл в кубрик, оставив меня раздумывать над значением своих слов.
Не выдержав, я полез за ним.
- Так что же, - шёпотом спросил я, - получается? Ерунда? Ведь это не завод, а КАТЕР!
- Не ерунда, - ответил мне из темноты Телеев. - На первом месте план. Дай добычу... Спать-то ты будешь?
- Посижу наверху.
Луна и туман по-прежнему красили море зеленью. Бот поскрипывал и покачивался. Он тёрся бортом о волны, и от этого по палубе растекался слабый, невнятный шум.
Мы пришли на комбинат под утро.
СВАДЬБА
В общежитии было светло, я открыл дверь и не узнал комнату.
Посреди пола чернела яма. Торчали сломанные доски, и в глубине подполья висела паутина.
Кто-то кашлянул. Я повернулся. В коридоре стояли комендант и ещё два человека. Плечистые, в свитерах с растянутыми воротами. Сразу видно водолазы.
- Извините, товарищ, - сказала комендант, - без вас авария получилась. Говорила я им - на цыпочках. А они - вприсядку.
Водолазы посмотрели друг на друга.
- Разошлись малость, - сказал один.
- Свадьба у нас была. Товарищ женился. Такое дело получилось.
- Вещички ваши я на это время уносила, - сказала комендант.
Я посмотрел на водолазов снизу вверх.
ЕСЛИ ТАКИЕ РАЗОЙДУТСЯ!
- И часто у вас бывают свадьбы? - спросил я.
- Часто.
- М-да. Я, знаете, сам люблю потанцевать. Но, конечно, вальс. А тут, как видно, танцевали всерьёз.
- Говорила им, чертям: легче, легче, - объясняла комендант. - Да разве послушают! Придётся вам мою комнату занять. Не в яме же спать.
- Спасибо, - ответил я и вдруг вспомнил старуху в проходной. - Мне здесь давно хорошую комнату предлагают. Очень спокойная семья. Не танцуют.
- Да бросьте вы, - сказал водолаз. - Мы вам быстро починим. Сейчас чурбачки подложим, доски набьём, покрасим. Денёк-два сохнуть будет, а потом - лучше старого. Пол мы вам теперь в две доски настелем.
- В деревнях на улице танцуют, - сказала комендант. - А тут нельзя: то дождь, то туман... Говорила я им: на цыпочках! Нет дисциплины у людей. Сразу видно - не были в армии!
- И всё-таки я уйду, - сказал я. - Мне там будет лучше.
СТАРИК СО СТАРУХОЙ
Я перетащил вещи к старухе.
- Давно бы так, - сказала она. - Вот твоя, родимый, комната.
Мы вошли в маленькую, очень чистую комнату. В ней стояли кровать и стол.
Стена над столом была вся заклеена фотографиями. На каждой фотографии был один и тот же парень - молодой, улыбчивый, в тельняшке или в бушлате.
- Ваня мой, - сказала старуха и печально кивнула, - как с флота пришёл, так одёжу военную не снимал. Нравилась она ему.
- Видно, вы очень его любили. Вы часто ходите к нему на могилу? спросил я.
Старуха покачала головой:
- Нету его здесь. В город увезли и нам не показали. Очень они тогда торопились - всё думали, что спасут. Там и похоронили. Только бумажку прислали. На фронте деда моего не убило, а сына тут - без войны... Вон дед идёт с причала, всё катера из города встречает.
К дому по дорожке поднимался старик. Он шёл прямо, не торопясь. Увидел меня в окне, не удивился, а подошёл к крыльцу, скрипнул дверью и слышно было - ушёл к себе.
- Живи, батюшка, - сказала старуха. - Всё нам веселее... Так ты не трепаншшик?
- Художник я.
- И это неплохо. Живи. Старика моего звать Иваном Андреевичем. Ты здоровкайся с ним, он это любит.
Она ушла.
Я остался в комнате, где были кровать, стол и много-много фотографий.
ОКТОПУС ВУЛЬГАРИС
Я шёл вдоль комбинатовского забора.
- Николай! - крикнул кто-то сзади.
Я оглянулся и увидел Лизу, Букина и какого-то солидного мужчину в чёрном берете и очках.
- А-а! - закричал Букин. - Я говорил, мы его быстро найдём. Знакомьтесь!
Человек в очках помахал рукой. Пальцы у него были толстые и вялые, как сосиски.
Я протянул ладонь. Человек вложил в неё две сосиски.
- Очень приятно, - сказал он.
- Это известный кинорежиссёр, - объяснил Букин, - через неделю приезжает сюда его экспедиция. Будут снимать картину про осьминогов. Вы как художник и местный житель можете быть полезны.
Я посмотрел на режиссёра. Его лицо показалось мне знакомым.
- Простите, - сказал я, - мы с вами нигде не встречались?
- Возможно, возможно, - сказал он.
- Постойте... Чёрное море... Взрыв мины для учебного фильма... Рыбы на дне... Ну конечно, это вы! Помните, наша шхуна подошла к месту взрыва. Я ещё нырял, осматривал дно? Знаете, как мы вас назвали тогда - Главным киношником.