"Ну, а если и меня так будут выгружать?.. Вот так плавание! Скорей бы уж остров!"
ОСТРОВ
Мы доплыли только на второй день. Был туман, и сперва я никакого острова не увидел. Просто между туманом и водой показалась синяя полоска. Но теплоход подошёл ближе, стали видны белые зубчики - прибой на берегу, потом чёрный квадратик - причал и, наконец, разноцветные пятнышки - дома. С берега пришёл катер, забрал нас, пассажиров, описал вокруг теплохода прощальный круг и побежал к берегу.
Неторопливо стучит мотор, катер дрожит и покачивается. Причал поднимается из воды. На причале - толпа. Теплоход тут редкость, люди вышли как на праздник.
- Чугунков кто? - спросил я, когда катер подошёл близко.
- Нет его! - ответили с причала.
Когда я выбрался вместе с остальными пассажирами на берег, мне объяснили:
- На лежбище ваш Чугунков. Третий месяц там. Вездеход сегодня к нему пойдёт.
Потом я стоял около столовой, откуда, мне сказали, пойдёт машина, и от нечего делать разглядывал посёлок. Он был в две улицы: одна - из старых домов, вторая - из новых. Новые дома были розовые, зелёные, яркие, как цветы. "Видно, на острове редко бывает солнце, и люди решили покрасить свои дома повеселее", - подумал я.
Вспомнив про лимон, сунул руку в карман. Но лимон куда-то исчез. Нашёл я его в рюкзаке.
- Ишь ты, куда спрятался! - сказал я и, погладив пальцем пупырчатую маслянистую шкурку, положил его в карман.
Палец сразу же сладко запах югом.
Подошёл вездеход, принесли груз - ящики с консервами, муку, - мы сели, и машина тронулась. Она сбежала с пригорка, перешла вброд речку и, погромыхивая гусеницами, покатила по песчаному длинному пляжу. На нём лежали разбитые суда. Они погибли, видно, давно и далеко от этих мест: корабельные доски были добела отмыты солёной водой, а мачты у судов сорваны...
Пляж кончился, вездеход стал карабкаться на сопку. Из-под гусениц теперь летел торф, они врезались в землю, и из неё выступала вода. Вездеход шёл, а за ним бежали два ручейка.
На каждом ухабе ящики подпрыгивали, консервные банки стучали. Мешки лежали тихо.
Наконец тряхнуло так, что мы все чуть не вылетели из кузова.
- Ух ты!
Я сунул руку в карман - лимон на месте.
Вездеход остановился, и в кузов заглянул водитель.
- Приехали. Лежбище! - сказал он.
В ДОМИКЕ
Машина стояла у подножия зелёной сопки. Справа и слева - высокая, почти в рост человека, трава. В ней - два домика, похожие на железнодорожные вагончики. Над одним - дымок.
Дверь была без замка. Я толкнул её. В домике - две кровати, железная печь. На плите подпрыгивает и плюётся паром чайник.
На кровати сидел мальчишка и спокойно смотрел на меня.
- А где Чугунков? - спросил я.
- Я Чугунков! - ответил мальчишка.
- Значит, я к твоему отцу! - Я сел на краешек кровати. - Папа скоро придёт?
- Он на Северном лежбище. За батарейками пошёл - у нас рация не работает.
- Так ты один?
- Нет. Ещё Володя-инспектор.
За дверью загромыхал, разворачиваясь, вездеход.
- А вы свои вещи вносите, - сказал мне мальчишка. - Пока отца нет, можете на его кровати спать.
Мы вышли на крыльцо. Ящики и мешки уже были сгружены в траву.
Водитель высунулся из окошка, крикнул что-то, и вездеход, разбрызгивая грязь, покатил по тундре.
Из соседнего домика вышел высоченный парень в огромных, с отворотами, резиновых сапогах.
- Юра, - строго спросил парень, - это кто?
Я понял, что это Володя-инспектор.
- К отцу.
- Разрешение жить на лежбище есть?
- Есть. - Я помахал в воздухе бумажкой. - Давайте я вам ящики помогу таскать, - сказал я, чтобы задобрить строгого инспектора.
Мы перетащили ящики под навес.
- Сейчас обедать будем, - сказал Юра. - Хлеба не привезли? А то у меня чёрствый.
Мы Сварили из пачки концентрата рисовый суп и открыли банку маслянистой рыбы хек. Потом я лёг на кровать Чугункова, укрылся его одеялом и сразу уснул.
ОТЛИВ
Проснулся я оттого, что кто-то тихонько вытаскивал из-под кровати что-то тяжёлое.
Около меня сидел на корточках Юра и тащил резиновый сапог. Второй уже стоял посреди комнаты.
- Ты куда?
- Рыбу ловить.
- Подожди.
Я умылся до пояса холодной водой, достал из рюкзака сапоги, и мы спустились к морю.
Был отлив. Вода ушла, обнажилось дно - коричневые и зелёные водоросли. Среди них - такие же коричневые и зелёные лужи.
Юра пошарил в траве, достал припрятанный деревянный ящик и зашагал с ним по воде. Я побрёл следом.
В лужах сидели маленькие колючие ежи и красные с тонкими лучами морские звёзды. Ежи шевелили иглами, а звёзды, когда их переворачивали, начинали медленно, как берёста на огне, изгибаться.
Юра вышел на самую середину большой лужи, посмотрел в воду, поднял ногу и быстро наступил на что-то сапогом. Потом сунул под сапог руку и вытащил большую шишковатую камбалу. Сделал шаг и достал вторую.
"Ну и рыбалка! Просто удивительно!"
Набрав целый ящик рыб, мы пошли домой.
Я спросил по пути:
- Юра, ты в каком сейчас классе?
- В девятом.
- Кончишь, кем будешь?
- Охотоведом.
- Как отец?..
- Вы поговорите с Володей, чтобы он вас взял на лежбище. Без него не ходите - рассердится...
ЛЕЖБИЩЕ
Тропинка, пробитая в высокой траве, карабкалась вверх на сопку. Володя шёл молча, нельзя было понять - то ли он недоволен моим приездом, то ли вообще не любит разговоров.
Дул встречный сырой ветер. Он приносил слабый шум - блеяние, будто впереди кричат овцы, - и стойкий запах хлева.
- Ветер. С моря! - сказал Володя, и я опять не понял: хорошо это или плохо?
Последние шаги - и мы на перевале. И сразу же в глаза ударило открылся, вспыхнул на солнце океан. В уши ворвался рёв.
Вот оно какое - лежбище! Внизу под нами волновались два моря: одно настоящее, серое, стальное - вода, волны; другое живое - звери, тысячи звериных тел на песчаном пляже.
Котики, котики, котики... Громадины-самцы; хрупкие, тонкие самочки; совсем маленькие, россыпью, как семечки, - котята.
Среди коричневых, чёрных зверей вспыхивали тут и там белые искры бродили, перелетали с места на место чайки.
Огромный, чужой, непонятный мир!