— Ну, огольцы, спасибо, — сказал рулевой.
Он вкатил бочки на буксир, поставил их плотно одну к другой и теперь обтирал руки ветошью.
— Дяденька, прокати… — сказал Лева Тройкин.
— Прокатить… Да я же в порт иду, туда нельзя. — Он помолчал, поскреб ногтями шею, поглядел куда-то поверх мальчишек и сказал лениво: — Ну ладно, прокачу маленько, только за борт не свешиваться!
…Лева Тройкин стоит и поплевывает в воду, словно ничего и не случилось. Рулевой держит свой руль и забыл про них…
— Эй, Гриха! Прощай! — кричит Лева Тройкин.
«Тых-тых-тых-тых…» Буксир делает поворот, и вот уже пропал Гриха за поворотом, и вахтенный, и тополя…
Мальчишки сидят на маслянисто-черных бухтах каната, под ногами у них вздрагивает и мелко трясется палуба, а мимо глаз проплывает новый, невиданный город.
Город, словно в кривом зеркале, вытянулся вверх всеми своими домами, а все потому, что Туся видит его снизу. Город кажется странно удаленным, и все в нем как бы уменьшилось. Город все время движется, а значит — меняется…
— Вон папиной сестры дом, моей тети! — кричит Туся и показывает на серый дом с колоннами и старинными фонарями. — А вон девятка автобус, мы на нем ездили, а вон!..
«Мятежный» надламывает свою черную с красной полосой трубу, выпускает облако дыму и копоти и — тых-тых-тых… — собирается пройти под мостом.
— Сейчас Фонтанка! — кричит Лева Тройкин.
Сейчас Фонтанка, за Фонтанкой — Нева, за Невой — залив. А там…
Через мост ползет трамвайчик, он ползет высоко и кажется маленьким. Туся машет рукой пассажирам, улыбается им и жалеет их искренне и снисходительно. «Смотрите, смотрите на нас, видите, как чудесно мы плывем!..»
А впереди другой мост, с башенками, похожими на крепостные, с тяжелыми цепями, перекинутыми от одной башни к другой. За мостом — громадные краны по всему небу!
Буксир подходит к дощатой пристани на железных понтонах. Рулевой первый раз за все время поворачивает голову.
— Все. Дальше нельзя…
Туся и Лева Тройкин стоят на пристани и молча смотрят вслед буксиру, пока он не скрывается из глаз. Где-то там, в невидимом пространстве, сплошь усеянном кранами и кораблями, он гудит еще раз — а может, не он? — но Тусе так хочется, чтобы это он, «Мятежный», прогудел. Прогудел — попрощался…
— Я, когда вырасту, — говорит Лева Тройкин, — обязательно фамилию сменю. Я бы на месте отца давно сменил…
Левин отец военный, у него по кубику в петлице. Он ужасно маленький, чуть-чуть выше Левы, и Лева этого стесняется. Он старается не выходить из дому рядом с отцом.
А Левин отец ничего не стесняется — засучит рукава гимнастерки и тащит белье в прачечную, а там встанет рядом с Левиной матерью и полощет. А смеется — умора! — тоненько-тоненько, как ребенок.
— Какую ты хочешь фамилию? — спрашивает Туся.
— Ну, не знаю еще, подумать нужно…
Знает он, знает, и фамилия у него есть и даже наверняка не одна, только говорить не хочет. Что поделаешь — не друг…
— Тебе, между прочим, тоже не мешало бы фамилию поменять, — сказал Лева. — Что это такое: Пряников! Цирк…
Туся и сам стесняется своей фамилии, но сейчас ему даже приятно, что у них с Левой есть что-то общее, общая досада, что ли…
— Слушай, а ты весь в саже! Вот это да! Ну-ка, посмотри на меня… Что, тоже?.. Ай да ну-ну! — Лева захохотал.
И Туся тоже захохотал.
Он впервые идет пешком по этим улицам и переулкам, впервые без взрослых переходит трамвайную линию, впервые никто не одергивает его: «Подожди, посмотри — куда? Правильно, влево. А потом — куда? Правильно, вправо…» Он сам знает, что надо сначала подождать, потом посмотреть влево…
Ну, вот и дом. Здрасте, я ваш сын. Не узнаете? Разве я так изменился? Да-да… Чего я вам расскажу! Дайте только пообедать. Вы даже не поверите, где я был! Сядьте за стол и сидите спокойно, а я буду рассказывать. Так вот… Не охайте, ничего страшного не было…
Ничего страшного, надо только нажать на звонок. Дзинь — и все. А рука почему-то тяжелая… Ну, раз…
Так и есть, мама, папа, кто-то еще… Да что они так смотрят? Он же не умер! Видите, он улыбается, но боится открыть рот, потому что стоит ему сказать слово — и начнется такое…
— Я…
— Где ты был? Что за вид? Что это значит?..
Вот. Ничего они не поймут. Ничего.
Туся стоит в коридоре и смотрит на свои руки. Они у него все черные, в мазуте и саже. Свидетели необыкновенного чуда.
Прапрапра-Пряников и другие
Тусина мама, как я уже сообщал, работала в аптеке. Была она рецептаром. Принимала заказы на лекарства.