Совершив омовение и помолившись, Исмаил Сеидхан после легкого завтрака уехал вместе со своими спутниками. Он очень торопился. Тургунбай догадался, что у ишана было назначено еще несколько свиданий с мюридами.
Внешне отношения между Исмаилом Сеидханом и Тургунбаем ни капельки не изменились. По-прежнему это были веками установленные отношения ишана, еще при жизни окруженного ореолом святости, и его покорного ученика. Лишь уезжая, ишан придержал коня в воротах, услужливо распахнутых самим хозяином, и, чуть склонясь к Тургунбаю, пробормотал:
— Через три дня жду вместе с дочерью.
Затем, выпрямившись в седле, он простер руку и своим громким, далеко слышным голосом произнес:
— Во имя бога милостивого, милосердного! Да будет мир и благодать над домом и всеми делами правоверного мусульманина.
Заперев за уехавшим гостем ворота, Тургунбай направился в женскую половину дома.
Однако, войдя в комнату дочери, Тургунбай не нашел там Турсуной. Недовольно поморщившись, он обошел помещение, придирчивым взглядом окидывая находящиеся вокруг предметы. Что искал Тургунбай? Он и сам не мог бы ответить на этот вопрос. Но с отъездом ишана старые сомнения ожили в его душе. Он чувствовал, что дочь живет какой-то особой, неизвестной ему жизнью, и сейчас искал что-либо, подтверждающее его подозрения. Но в комнате ничего подозрительного не было. Необычным было только то, что новая, недавно купленная Тургунбаем за большие деньги паранджа из голубого бархата лежала не в сундуке. Она раздражающе ярким пятном расплылась на кипе толстых ватных одеял, уложенных в нише стены. «К ишану в парандже идти хотела, глупая девчонка», — усмехнулся Тургунбай. Подойдя к нише, он провел рукою по тугому ворсу дорогого бархата и в этот момент вспомнил, что вчера, когда он приказал Турсуной идти к ишану, новая паранджа была спрятана. Вчера он ее не видел в этой нише. Значит, дочь только сегодня достала ее из сундука?! Значит, она хочет куда-то идти!.. Брови Тургунбая недовольно сдвинулись, и рука, лежавшая на парандже, сжалась в кулак.
— Турсуной! — рявкнул он.
— Что, отец? — донесся со двора голос дочери.
— Иди сюда! Я хочу с тобой говорить, — крикнул в ответ Тургунбай, с трудом подавляя поднимавшийся в груди гнев.
— Иду, отец!
Через секунду двери распахнулись, и Турсуной вбежала в комнату. Оживленная и румяная, с руками и даже носом, вымазанными в муке, она была очаровательна. Вся фигура девушки олицетворяла радость и ожидание счастья. Тургунбай невольно залюбовался дочерью, но, сделав недовольное лицо, проворчал:
— Зачем сама взялась стряпать? Разве Ахрос не справится?
— Мне скучно, отец! Стряпать интересно, — еще не остыв от радостного возбуждения, ответила девушка, оттирая руки от муки.
— Скучно — вышивай, — назидательно проговорил Тургунбай, усаживаясь на ковер в почетном углу комнаты. Турсуной подала ему несколько подушек, чтобы он мог опереться локтем.
— Садись, — ласково проговорил Тургунбай. Его гнев уже улегся, и он предвкушал радость, какую вызовет в дочери его сообщение о предстоящем ей замужестве.
— Садись, — повторил он. — У меня есть для тебя радостная новость. Садись, слушай.
Турсуной опустилась на краешек ковра: предписываемые обычаем правила уважения к старшим не позволяли ей сесть рядом с отцом. Она тотчас потухла, словно чувствуя, что радость старого отца не может быть радостью для нее.
— Я вас слушаю, отец, — негромко сказала Турсуной.
— Великая милость аллаха посетила наш скромный дом. Огромное, ни с чем не сравнимое счастье ожидает тебя. Сегодня ночью в разговоре со мной высокочтимый Исмаил Сеидхан, святой ишан и наш с тобой господин, изъявил желание сделать тебя своею женою. Он на тебе женится.
Только что румяное личико Турсуной стало белым, как мел. Глаза широко раскрылись и потемнели.
— Исмаил Сеидхан? — прошептала она. — Но ведь он старик… Он старше вас…
— Высокочтимый ишан Исмаил Сеидхан совсем не старик, — наставительно ответил Тургунбай. — Он мудр и свят… но он не старик. Так, пожалуй, ты и меня в старики запишешь, — в голосе Тургунбая послышалось раздражение. — Он всего лет на восемь старше меня. А какой же я старик? — облокотившись на подушки, Тургунбай с довольным видом оглядел свое тучное, массивное тело. — Да и разве можно спрашивать о годах такого человека, как святой ишан Исмаил Сеидхан? Молодой девушке неприлично говорить о возрасте человека, предназначенного ей в мужья. Я дал учителю свое согласие, — с важным видом, как будто он не сразу согласился, а мог и впрямь отказать Исмаилу Сеидхану, закончил Тургунбай.