— А где же листовки? — удивилась Люба.
Сережка с таинственным видом постучал палкой о диван, и из нее, как затвор из винтовки, показалась тоненькая трубочка листовок. Марийка посмотрела на парня, как на невиданного городского волшебника.
— Подумать только! — воскликнула она удивленно.
Сережка с довольным видом запрятал трубочку и передал палку Марийке. Марийка взяла бамбук торжественно, обеими руками. Люба тем временем схватила другую палку и, подражая движениям брата, тоже постучала ею о диван.
— И тут есть? Эту я себе возьму!..
— Поставь на место, — приказал Сережка, отбирая у сестры палку. Он достал листовки и, не разворачивая, передал Марийке. Девушка сунула их за пазуху.
— Эти тато понесет в колхозы…
Сережка поглядывал на девушку, переминаясь с ноги на ногу.
— А теперь скажите мне одну вещь, Марийка. — Он подыскивал слова. — Скажите, где… знамя?
Марийка сверкнула глазами на Любу, и Люба залилась румянцем.
— Какое знамя? — спросила Марийка.
— Знамя танкового, полка.
Марийка помолчала.
— Не знаю, — наконец сказала она.
— Это неправда. — Сережка посмотрел девушке прямо в глаза. — Вы ж его где-то храните?
— А если б и хранила? — с вызовом подняла голову Марийка. — Так что?
— Я хотел бы вас просить, чтобы вы передали его мне. У меня есть один товарищ, он танкист и, кажется, из этого полка. Он днем и ночью думает об этом знамени.
— Думает!.. Чему же тут удивляться!.. Теперь все о нем думают!.. И наши рабочие — если не один, так другой подойдет и спрашивает меня тайком: в целости, мол?
— Но ведь он танкист из этого полка!..
— Я тоже из этого полка! — сердито выпалила девушка. — Или, по-твоему, из немецкого?
Сережка не знал, что сказать на это.
— Так и не дадите? — неуверенно спросил он немного погодя.
— Так и не дам!
— Она хочет орден получить за то, что сохранила! — выпалила Люба.
— Глупая ты, — покраснела Марийка.
— Так скажите хоть, где оно хранится? — настаивал Сережка. — Надежно ли?
Девушка лукаво улыбнулась.
— Закопала в землю, и сама сейчас не найду уже того места, где закопала, и никто не найдет!.. Хожу, и мне кажется, что всюду закопано: и здесь, и тут, и там.
— Как же это так? — простодушно испугалась Люба. — А когда придут наши?
— Тогда найду, — засмеялась Марийка. — Тогда непременно найду!
«Чертенок, а не девушка!» — подумал о ней Сережка.
Девчата, достав из палки листовки, стали собираться. Сережка тоже начал одеваться, но Марийка решительно его остановила:
— Вы не ходите, вас тут еще не знают. Меня-то пустят и ночью, даже если спать легли… Сейчас мы их обрадуем!
— Я готова, — сказала Люба, надев набекрень свою шапочку.
— Пошли, я надену кожушок. — И Марийка уже с порога повернулась к Сережке, задержала на нем взгляд. — Мы быстро вернемся… А когда вернемся — будем петь песни, правда, будем? — Маленькая грудь ее дышала взволнованно. — Хочется душу отвести…
— Хорошо, — согласился Сережка, неожиданно покраснев. На душе у него было так приятно, как никогда еще не бывало.
Девчата, мелькнув юбчонками, быстро выбежали во двор.
Сережка некоторое время стоял посреди хаты и, закинув руки за голову, улыбался. Марийка словно бы оставила в хате свой звонкий голосок, и парень сейчас зачарованно слушал его и не мог наслушаться.
Вдруг под самыми окнами застучали конские копыта. «Полиция!» — похолодел Сережка, и первое, что он сделал, это, кинувшись к столу, погасил лампу. Он ждал, что сейчас настежь распахнется дверь, полицаи ворвутся в хату и закричат: кто такой?
Запереться? Но разве это поможет? Пусть уж так… Они не могут к нему придраться. Он приехал к тетке, к сестре… Зачем приехал? Привез менять камешки для зажигалок!
Ответы Сережка приготовил еще в Полтаве вместе с Лялей.
Однако никто к нему не ворвался. Из окна было видно, как всадник остановился возле хаты соседа и, не слезая с коня, осторожно постучал в окно. Тихо скрипнула дверь, и на крыльцо вышел высокий мужчина без шапки, наверное, Марийкин отец. Проскочив на цыпочках в сени, Сережка прислонился ухом к щеколде. Но как ни напрягал он слух, кроме сплошного гомона, разобрать ничего не мог. Единственное, что ему удалось отчетливо расслышать, — это его собственную фамилию, упомянутую в самом конце беседы. Или, быть может, это ему только показалось?
Всадник вскоре ускакал, а Сережка, пробравшись впотьмах к столу, снова зажег лампу.