— Новый ледниковый период, — сквозь стиснутые зубы, все так же усмехаясь, проговорил Яблоков.
— Что-что? — потянулась к нему через стол Сусанна. — Что ты сказал?
— Я сказал, — повысил голос Яблоков, — новый ледниковый период наступает. Есть вроде такая теория. И вот лучшие особи начали готовиться к нему.
Сусанна смотрела на него с изумлением.
— А у тебя, — показала она пальцем ему на лоб, — варит! Подожди, — тут же, не давая ему ничего ответить, быстро произнесла она, — подожди меня тут, посиди, я сейчас вернусь. Мне позвонить надо.
Яблоков, когда она спускалась по лестнице, ища на ходу в сумке монеты для телефона-автомата, развернувшись на стуле, смотрел на нее. Она была в туго обтягивавших ее джинсах, в глухой, под горло, непрозрачной блузке, — интересно, бреется она или перестала? Яблоков поймал себя на том, что при этой мысли в нем остро и горячо полыхнуло желание. Ему хотелось, чтобы она была небритой…
Сусанна вернулась.
— Сидим? — Она весело-довольно поморщила губы. — А чего мороженое не тронуто? — Взяла ложку из его вазочки, отковырнула от так же, как тогда, облитого красным клюквенным соком белого шарика кусок и протянула Яблокову: — Ну-ка…
Яблоков, наклонясь, снял губами мороженое с ложки и не дал Сусанне убрать руку, перехватил ее, расстегнул пуговицу на рукаве и скользнул в него своей рукой. Пальцы ощутили восхитительно шелковистое, мягкое, податливое…
— Что? — спросила Сусанна, улыбаясь и не отнимая руки. — Что тебе те положения, о которых я сказала? Принимаешь?
— Почему же нет? — сказал он, продолжая ласкать ее руку под рукавом. — Ничего в них ужасного, чтобы не принять.
— Сейчас сюда к нам подъедут, — сказала она, пошевелила рукой, чтобы он отпустил, и Яблоков отпустил. — Подъедет, точнее, — поправилась она, застегнула пуговицу на рукаве и стала доставать из пачки новую сигарету. — Он хочет потолковать с тобой прямо сейчас.
— А потом поедем ко мне, — поднося к ее сигарете зажигалку, утвердительно произнес он.
— Почему же нет? — раскурив сигарету, его словами ответила она. — Ничего ужасного в твоем предложении, чтобы не принять.
«Ну, тертая баба, ну, тертая!..» — как в прошлый раз, зимой, восхитился Яблоков.
Он сидел спиной к лестнице, и о том, что человек, которого они ждали, приехал, поднимается к ним, догадался по глазам Сусанны. Он повернулся, — это был толстый, животастый мужик лет пятидесяти, он уже поднялся и шел к ним между столиками.
— Здравствуй, здравствуй, — небрежно дал он Сусанне поцеловать себя в щеку. Сел на свободный стул между Сусанной и Яблоковым, взял со стола его руку, посмотрел на нее, отпустил и похлопал по ней своей — большой, пухлой, в черном густом волосе до самых ногтей: — Наш человек, вижу. Вас тут Саночка запугала, наверно? — У него были добродушные, мягкие, прямо лучащиеся этими добродушием и мягкостью маленькие глазки. — Ух, она умеет пугать, есть в ней такое… Но она молодец. Не она бы, так бы и несли мы каждый свой крест в одиночку. А в одиночку-то ведь тяжело. Тяжело ведь? — взглянул он на Яблокова в упор, и Яблоков увидел, что глаза у животастого вовсе не добродушные и мягкие, это от складок вокруг них казалось так; а на самом деле жесткие и твердые, решит кого перемолоть — перемелет, только косточки схрупают. — Одному нельзя, — не стал животастый дожидаться его ответа. — Стопчут. За борт выбросят. В банку со спиртом посадят. Сиди там… А мы не хуже других, нет. Тоже достойны. Может быть, даже лучше, а?!
— Лучше, — сказала Сусанна. Она сидела сейчас вся подобравшаяся, вытянувшись стрункой, и рука с сигаретой, облокоченная о стол, непрерывно ходила от виска к губам, от виска к губам. — Новый ледниковый период.
— Ну-ка, ну-ка! — подхватил животастый, требующе глядя на Яблокова. — Что вы там об этом?
Яблоков почувствовал тонкое, тянущее дрожанье в пальцах. Надо же: а он это чистейшей издевкой бросил…
— Вообще я не уверен, так это или не так. Просто я слышал. Есть будто такая теория: надвигается новый ледниковый период. Будто бы последние тридцать лет наблюдается постепенное похолодание. И эти все неожиданные потепления не вовремя — это тоже тому свидетельство. Ну, а то, что с нами, — кивнул Яблоков на руки животастого на столе, — так это наши организмы уловили похолодание и стали готовиться…
Он умолк, животастый смотрел на него немигающим жестким взглядом — какая-то работа свершалась там, за этим взглядом, за этой влажно поблескивающей пленкой роговицы, — и вот во взгляде стало что-то меняться, меняться… и он снова стал добродушным и мягким.