— А это и не важно, так оно это или не так, надвигается или нет, — сказал животастый. — Важна сама идея. Сама мысль важна. А она недурна. И очень недурна. И высока. По смыслу своему высока. Как ты говоришь, Саночка? — глянул он на нее. — Мы лучше?
— Как наиболее высшие особи, мы уловили приближение и стали готовиться к нему, — поспешно, как отвечала урок, проговорила Сусанна.
— А иначе — да, иначе с чего же вдруг? — добродушно улыбнулся, глянул теперь по очереди на них обоих животастый. — И вообще, я думаю, скорее всего, теория эта верна. Скорее всего, верна. Можешь узнать, где напечатано? — неожиданно перейдя на «ты», спросил он Яблокова.
Яблокову на мгновение увиделся тот бородатый. Придется звонить хозяйственнику, просить телефон… Ну да не в труд.
— Думаю, что смогу.
— Узнай, — как разрешил ему это животастый. Взял из Сусанниной вазочки ложку и, не придвигая вазочки к себе, стал есть из нее. — Кем работаешь? Тренером? — спросил он Яблокова.
«По телефону сообщила», — сообразил Яблоков.
— Тренером, — сказал он. — По баскетболу. С детьми.
— Не доволен?
— А чему особенно быть довольным? Сиротская жизнь. Жизнь у тех, кто с настоящими командами…
— Ну, это само собой, само собой, — посасывая сладкий холод во рту, согласился животастый. — Пирог поровну на всех не разделишь… И что, никаких перспектив?
— Да не видно.
Животастый молча иссосал очередную порцию из вазочки.
— Откроются перспективы, — сказал он, сглатывая. — Откроются непременно, не унывай. — Доел остатки и стал подниматься. — Проводишь меня, Саночка?
Яблоков дернулся. Никто никогда не уводил от него женщин. Даже когда совсем юнцом был. Не позволял никому. Никогда.
Диким, свирепым взглядом Сусанна запретила ему даже раскрыть рот.
Она встала следом за животастым, животастый похлопал Яблокова по плечу и пошел к лестнице, она приостановилась возле Яблокова и прошептала быстро, склоняясь к его уху:
— Не дури, Сашка! Пока! Завтра позвоню. Завтра обязательно встретимся.
Яблоков слушал, замерев, их шаги по лестнице, потом по полу внизу, хлопнула мягко, закрывшись за ними, дверь, — и схватил из вазочки алюминиевую ложку, которой ел животастый, стал остервенело скручивать ее, сгибать, разгибать, сломал и швырнул обломки о стену. Они ударились, зазвенев, и с этим же звоном упали на пол.
Из-за стола рядом, он почувствовал, смотрят на него. «Сейчас врежу», — ненавистно подумал он, поднимаясь.
Но это был милиционер с девушкой, и рука, сжавшаяся в кулак, разжалась. Яблоков опустился обратно на стул, посидел, тупо глядя перед собой, потом достал деньги, положил на стол, снова встал и пошел к лестнице.
У дверей зального здания Яблоков столкнулся с Аверкиевым. Он припарковал машину к крыльцу, закрыл ее, взбежал по ступенькам, и тут дверь, прежде чем успел взяться за ручку, открылась, и вышел Аверкиев.
— Салют! — вскинул руку Яблоков, собираясь пройти мимо Аверкиева, но Аверкиев протянул свою, пришлось ее пожать и остановиться.
— Салют, салют… — сказал Аверкиев, не выпуская руки Яблокова из своей. — Слышал, нет, что меня вертухнули?
Должно быть, ему хотелось, чтобы узнали от него, чтобы видели, что, несмотря ни на что, он тот же Аверкиев, каким и был, не место его красило, а он место.
Яблоков, однако, не стал щадить его. Тогда в Домжуре Аверкиев о нем не думал. Так с какой стати Яблокову думать о нем сейчас.
— Слышал, — сказал он, — слышал, старина.
Аверкиев выпустил его руку. Первый ход оказался не за ним, и он как-то разом, на глазах, сник.
— Нашли, понимаешь, козла отпущения… — Голос у него сделался жалующийся и несчастный. — Я, понимаешь, вкалывал, пахал и пахал, Пархоменко, тот на тренировки с пятой на десятую появлялся — ему ничего, он остался, хотя, кстати, старший-то он… Все на меня, все шишки! Было бы кому заступиться — не слетел бы, а то некому, на свой труд полагался… нашли козла отпущения!..
Яблоков стоял и сочувственно кивал головой.
Он приехал сейчас от председателя. У председателя в кабинете сидел Пархоменко, и, когда Яблоков вошел в кабинет, Пархоменко быстрым шагом пошел ему навстречу, широко, радостно улыбаясь, и, не здороваясь, потряс руку:
— Ну, Саша, будем из завала с тобой вытаскивать! Очень рад, Саша, очень рад, что именно ты, я, знаешь, давно к тебе приглядывался и все думал: хорошо бы вот нам с тобой!..