— Вылакал? Тут еще на три пальца оставалось.
— Ничего я не брал…
— Вот асмодей, — рассердилась Аграфена Ивановна. — Терпенья нет, если хоть капля останется. Человек приехал. По такому случаю и то нет…
Я спросил, далеко ли магазин. Оказалось, совсем близко, за углом. Сходил, принес бутылку водки. Аграфена Ивановна опять стала шарить в буфете.
— Где-то кусочек сала прятала. Должно, крысы утащили. Представьте, даже лук таскают. Скоро нас самих погрызут.
У меня в корзинке нашелся кусок колбасы и ломоть батона, которые покупал еще Дема. Все это я выложил на стол.
Вот так прошло мое первое утро в Томске. Пить не хотелось, поэтому я почаще наливал старикам, и они этим были очень довольны. Аграфена Ивановна оживленно размахивала руками:
— Как живем? Можно сказать, волка ноги кормят. Я ведь портниха природная, сызмальства. Прежде шила, а нынче порю да перелицовываю. Почему так? Потому что война. Из нового, ясное дело, и кроить, и шить веселей, и вид другой, и фасон по фигуре можно подобрать, а со старьем возни много, а толку мало. И опять насчет оплаты. Прежде цена известная, потому что деньгами, а теперь платят, кто на что способный. К примеру, Ульяна Захаровна — на мельнице служит бухгалтером — значит, платит мукой, а Нина Сергеевна — та углем, потому что на складе угольном работает. Пальто перешить — машину угля гони…
— Обожди, — прервал ее старик, — трещишь, ажно ухи закладывает. Дай человеку хоть слово вымолвить. Вы, молодой человек, именно, что касается, по какой специальности работали?
— Я — строитель.
— И то ладно. По этому случаю дайте я вас поцелую.
Старик притянул меня к себе коричневыми веснушчатыми руками, чмокнул в щеку около уха и зашептал:
— Не мешало бы еще… Будь у меня глаза, сам бы сбегал. Долго ли — одна нога здесь, другая там… По-молодому. А?
Пришлось пойти взять еще бутылку. Думал, что Аграфена Ивановна будет сердиться, но она обрадовалась, сбегала к соседям, принесла малосольных огурцов и большую сухую рыбу. Старики выпили водку, Аграфена Ивановна опьянела и растянулась на «фотографическом» диванчике, а старик пододвинулся ко мне, обнял, как девушку, за талию, зашипел таинственно:
— Вы не смотрите, что Груня обходительная. Обходительность эта у нее с заказчицами образовалась. Без деликатности в нашей профессии ни на шаг. Все надобно делать с улыбочкой, с восхищением… А я вам попросту вот что скажу — не женщина она. Змей в юбке. Она меня предполагает извести крысиным ядом. Чтобы все шито и крыто. Старым кто заинтересуется? Сыграл в ящик, стало быть, время пришло. Бог прибрал. Ан жилплощадь-то и освободилась… Смекаешь? Крысиным ядом — это я тебе точно. Думаешь, это она зря, что крысы одолели? У женщин все с прицелом.
— Чем же вы ей мешаете? — поинтересовался я.
— Вот то-то и оно. Соображать надо. Она ведь что задумала? Его сюда, на мое место определить.
— Кого «его»?
— Гошку. Он у меня когда-то в учениках состоял. Я учил его пуговицы пришивать. Случалось, ремнем охаживал по мягкому месту. Он шибко бестолковый был. А теперь меня, значит, побоку, потому что незрячий, а его, стало быть, сюда. Он помоложе и при глазах. Мастер он, можно сказать, аховый, но по нонешним временам кое-что может — пороть да перелицовывать… А что касаемо мундира или форменного галифе — ему помереть не сшить. И все-то у них договорено. Мне добрые люди сказывали. Она даже врача ко мне вызывала, я думал — позаботилась, а она выманила его в сени и спрашивает: «Когда он своей смертью кончится?» Это про меня, значит. А я все слыхал — у меня слух, как у собаки. А врач говорит ей: «Можете быть спокойна, бабушка, он еще всех нас переживет, потому что у него вся внутренность крепкая, ничем не попорченная». Она вернулась и в слезы — очень ей обидно показалось, что я ее переживу. У нее теперь один выход — крысиный яд. Вы за ней поглядывайте, она сослепу и вам может сыпануть… Чем черт не шутит. Чайку попьете — и амба… А если со мной что случится, беспременно требуйте вскрытия… Чтоб без освидетельствования в землю не пихали. Ей бы лишь бы поскорее, лишь бы концы в воду, а вы настаивайте: «Требую вскрытия!» — и никаких гвоздей. Я вам сегодня много сказал, чтобы вы были в курсе, и можете это в секрете не держать, если ей перескажете, даже лучше будет — пусть знает, что ее планы раскрытые. Может, и поостережется…
Целуя меня, старик выспрашивал:
— Вот ты строитель… Уважаю. А печку ты, к примеру, построить можешь? Нынче печники кучи денег загребают.
«Загребать» я тогда не умел, да и потом не научился. Вообще с работой на первых порах меня постигла неудача. Город был полон эвакуированными, которые все прибывали и прибывали. На время образовался даже избыток рабочей силы. (Так мне объяснили в горисполкоме, куда я ходил узнавать насчет работы.) Требовались каменщики, штукатуры, сварщики, а я никакой определенной специальности не имел.