— Антонина Сергеевна! — сквозь грохот прорвался снизу девичий голос. — Опять не принимает!
— Вхолостую проверните! — женским знакомым голосом крикнула тень в плаще. — Слышите, Сима! — при этом она передвигалась по перилам, теснила Федю, стараясь разглядеть эту Симу под мельницей. — Сима, где вы там? Я говорю — вхолостую, вхолостую!
И снизу, из грохочущей мглы, донеслось, как далекое эхо;
— Попробуем вхолостую!
Федор выпрямился, шагнул в сторону и сразу же чуть не ткнулся лицом в припудренное пылью знакомое лицо под капюшоном плаща, увидел совсем близко темные окошки глаз — они просияли, должно быть, узнали Федю. И в уши его опять ударил смех рабочих и кашляние Петра Филипповича. Федор снова почувствовал себя героем, который так неловко, сгоряча ударился вчера о столб. Никуда не денешься — самая опасная свидетельница стояла перед Федором, и он с ужасом чувствовал, что его сейчас начнут жалеть.
Девушка посмотрела на Федю, на бумажную трубку в его руках.
— Вы ко мне?
— Объявление повесить… — полушепотом ответил он.
— Ну-ка, что за объявление…
Она протянула руку во мглу, и открылся светлый проем двери. Они вошли в коридор, здесь пыли было меньше.
— Вы откуда? — Антонина Сергеевна повесила плащ на гвоздь. Федор вздохнул — значит ошибка, она не знает его! Да она ведь и не могла его видеть, она сидела около Царева!
— Я заведую здешним красным уголком, — ответил он уже свободнее.
Она открыла еще одну дверь — это был ее кабинет. Здесь сияло солнце на стекле графина и пыль лежала лишь тонкой прозрачной пленкой на столе и на толстой тетрадке с надписью; «Студ. 5 курса А. Шубиной». Антонина Сергеевна села за стол, отодвинула эту тетрадку, сняла ушанку, и чисто вымытые волосы ее закачалисаь в воздухе, начали струиться, как струится весенний воздух над нагретыми проталинами.
— Ну-ка, что тут у вас… — сказала она, развертывая трубку. — О-о! А мне можно записаться?
Она подняла сияющие глаза, и, попав в их луч, Федор почувствовал мгновенный толчок. Эта девушка все еще искала своего смелого строителя, и глаза ее спрашивали: не ты ли?
— Я говорю: что вы будете ставить? — Она свела брови, желтые от фосфоритной пыльцы, не понимая, почему он молчит.
— Что будем ставить? — И Федор не узнал себя. Кто-то другой уверенным и звонким голосом заговорил о нем. — Будем ставить весь репертуар московских театров!
Она мягко засмеялась — поняла, что Федя шутит.
— Где же у вас сцена? Где клуб? Я что-то не видела.
— Клуба у нас нет. Но будет! Будет скоро!
— Я вижу. Раз такой заведующий, значит и клуб будет.
— Было бы кому посещать. Главное, чтобы артисты исправно на репетиции ходили, — сказал Федя со значением.
— Вы знаете… Я хотела сказать вам, что вряд ли… Я думала, что некогда в клуб будет ходить. У нас ведь беда… — Антонина Сергеевна умолкла, посмотрела на тусклое от пыли окно. — Беда у нас. Плохо разбивают шары материал…
Она встала из-за стола и прошла в угол комнаты. Там, на железном листе, лежали куски желтого камня и матовые стальные ядра. Антонина Сергеевна подняла обеими руками ядро стала над камнем, прицелилась и разжала пальцы. Ядро упало на камень с глухим стуком и, гремя, покатилось по железу.
— Видите? Не разбивает. Твердый камень пошел. — Она развела руками и вернулась к столу. — И влажность поднялась. А у нас еще и знаний маловато. Господи, мы совсем ничего не знаем! — Она оттолкнула свою тетрадку еще дальше и опять отвернулась к окну. — Читать надо, консультироваться. А здесь и книжки технической не найдешь. — Антонина Сергеевна подняла глаза на Федю, и он почувствовал, что он первый человек, с кем эта девушка-новичок решила поделиться своими печалями. — Такому руднику, как наш, нужна техническая библиотека, — говорила она, лаская его взглядом и, должно быть, сама того не подозревая. — Нужна! Он ведь скоро вырастет в большой комбинат!
— Будет клуб, будет и библиотека, — сказал Федор так, словно поклялся.
— Может быть, у вас в кармане приказ министра об ассигнованиях?
— У меня в кармане волшебная лампа… — Федя запнулся, запамятовал: чья же лампа? Но Антонина Сергеевна уже качала головой, грустно улыбалась своим далеким мыслям.
— Если у вас есть эта лампа… Достали бы вы мне книжку… К сожалению, это все глупости. Вот она, медная лампа, — она потерла кулаками лоб. — Трешь, трешь, и ничего не получается. И никаких других ламп нет… Так вы меня запишите. А объявление я повешу сама.