На следующую ночь он вдруг начал шевелиться и уронил ложку со столика.
— Я не могу заснуть, — слабо произнес он, хотя в купе, кроме больных, никого не было, а больные спали.
Через минуту появилась почти бегом Аня. Миша попросил морфия. Аня заглянула ему в лицо.
— Морфия нет, Мишенька, — сказала она громко, как глухому.
— Вши едят, — Миша говорил монотонно, с закрытыми глазами.
Аня улыбнулась.
— Опять вши! Это вам кажется, вы потеете.
— Мне бы морфия.
— Все морфий да морфий! Ну подождите, я сейчас.
Она вернулась вскоре, ступая неслышно, как по ковру.
— Давайте руку. Только не говорите майору.
После укола Миша успокоился и стал ожидать сна, держа Аню за рукав. В вагоне стоял сонный гомон — раненые бредили. Аня достала из кармашка кусок газеты, щепоть махорки и стала свертывать цигарку. Протянул и Миша слабые пальцы к газете.
— Вам нельзя. Мне тоже не полагается, да вот научилась. Может, от скуки, а может, с горя.
Аня сняла косынку и опять повязала ее. Под косынкой Миша увидел две толстые и короткие русые косички.
— С какого же горя? — спросил Миша.
— С такого вот, с рогатого, на вас похожего.
— Сестра! — солдат на второй полке повернулся и охнул. — Мне морфия дала бы!
— И тебе тоже! Майор не разрешает.
— Что же это такое! Лейтенанту могла колоть, ему можно, а мне нельзя, выходит? Рана, рана-то у меня болит!
— Ишь, как он командует, — она поднялась. — Ох, да какой же ты волосатый! — ласково говорила она, вытирая ему руку йодом. Через минуту солдат успокоился.
Когда она села опять, Миша спал, сведя черные брови, сжав губы. Приоткрыв глаза, он четко произнес:
— Где старшина? Нет старшины.
Аня, покачиваясь, долго смотрела ему в лицо. Потом поднялась, взяла в рот цигарку, нащупала спички и пошла к выходу.
— Сестра! — солдат на второй полке зло заплакал. — Сестра! Ты чего же людей обманываешь? Морфий мне давай. Налила мне физиологического раствору! Мы-то понимаем эти дела, не первый раз в госпиталь едем. Морфий соленый не бывает!
— Тише, — зашептала Аня. — На, проверь шприц, я ему то же, что и тебе, колола. Морфия у нас совсем нет, понял? А ему не говори, он сегодня первую ночь спит, еле уложила.
— Нас не обманешь, — сказал солдат тише.
Утром температура у Миши упала до тридцати восьми. Пришел врач. Он был очень высок, его белая шапочка витала далеко вверху. Он сжал Мишино запястье.
— Сколько вам лет? — прохрипел он громко.
— Восемнадцать, — шепнул Миша.
Врач радостно оглянулся на всех и приказал седой бровью: тише!
— На что жалобы, герой? — спросил он, просчитав пульс.
— Никаких жалоб, — Миша погладил коричневую руку врача и посмотрел на сестру, стоявшую за его спиной.
Но это уже была другая — пожилая и важная.
— Поправляться надо, — сказал врач. — Кушать надо! Питаться! — бодро закричал он. — Получаете масло?
— Получает, — прогудел солдат со второй полки.
До вечера Миша лежал, глядя на стену. Аня не приходила. Ночью начался жар, и Миша не мог заснуть. Не раз он поднимал голову и глядел в красную тьму. Никто не подходил. Утром к нему пришли обе сестры — пожилая и за нею Аня.
— Долго мы будем еще ехать? — спросил Миша, глядя пристально на вторую — на Аню.
— А что, вам уже надоело с нами, в вагоне?
— Надоело.
— Потерпите, больной. Завтра приедем, — сказала пожилая, выступив вперед.
— Слава богу, — жестко сказал Миша, глядя на другую.
Аня стояла, глядя на Мишу с изумлением, и улыбка угасала на ее лице.
Вечером все заснули, и сонный гомон стоял в вагоне. Миша увидел в полумраке белый халат.
— Сестра, — сказал он тихо, словно готовился отойти ко сну. — Дайте морфия.
Белый халат исчез. Вскоре Аня села около Миши, но не так близко, как позавчера. Все она делала робко, даже иголка не шла под кожу. Сверху с тайной улыбкой глядел на них небритый солдат.
— Может, и тебе? — спросила Аня.
— Как-нибудь заснем и без твоего морфия.
— Может, вам что-нибудь надо? — спросила она.
Миша молча закрыл глаза. Когда открыл, Аня сидела все так же, около его ног.
— Вот что, сестра, влейте мне настоящего морфия. От этой водички я не засну сегодня.