Рыбак не ответил. Провел рукой по плотным кудрям, оглянулся направо, налево и попросил закурить. Протянув жестянку, Степан Абакумович заметил, что растопыренные пальцы Василия, загребая табак, трясутся.
— Так что же, позовем?
Василий сел на деревянную ограду.
— Позовите, — сказал он, глядя в сторону.
Степан Абакумович быстро вошел в цех через арку, поднялся по лесенке, надвинул синие очки. Из ближайшей плавильной ванны в глаза ему ударил яркий голубой свет. В синей прозрачной тьме у печи стоял высокий человек в твердом брезентовом костюме и, жестко сжав губы, глядел сквозь очки в огонь.
— Бригадир! — сиплым баском крикнул Степан Абакумович. — Илько!
Звеня прутом по полу, плавильщик подошел, краем твердой рукавицы поднял на лоб очки, и молодые глаза его весело засияли в глубокой черной тени.
— Пультовщицу сватают от тебя, — сказал старик.
Илько вынул из рукавицы дешевенькую папироску-гвоздик и ушел к печи. Сунул прут в металл, вытянул, прикурил от прута и опять подошел к мастеру.
— Куда ее хотят поставить?
— Жених домой хочет увезти. Приехал за нею.
— Не поедет. — Илько оглянулся на открытую дверь пультовой. Мы жениха угомоним как-нибудь! — И засмеялся, утирая твердыми рукавами тонкую шею, задевая оттопыренные уши. — Правда ведь, дядя Степан? Жениться, так женись здесь — нам кадры нужны! — Он еще веселее засмеялся и, бросив звонкий прут на пол, побежал к печи и лопатой стал бросать известь в огонь.
В открытую дверь пультовой из-за щита с лампочками и циферблатами за ним исподлобья следила красивая девушка с узким и смуглым, невеселым лицом. Широкие, уходящие к вискам золотисто-коричневые брови ее сердито шевелились. Поля смотрела на Илью, не замечая Степана Абакумовича, который стоял в тени, наблюдая за нею, и качал головой.
— Ты что же, синица, дверь не закрыла? — спросил он, входя в пультовую. — Закрой! Небось, он сюда и не смотрит…
Поля покраснела, стала словно ниже ростом. А Степан Абакумович почесал мундштуком небритую щеку и сделал вид, что хочет уйти.
— Да, вот что, Поля, — он опять повернулся к ней. — Поди прогуляйся, а я здесь постою. Тебя гость ждет на улице. Брат приехал.
— Брат? У меня брата нет, — глаза у Поли вдруг стали большими.
— Не ветер же тебе письма писал! Тот самый брат и приехал. Дожидается внизу.
И Поля отвернулась и медленно пошла — в своем черном халатике с засученными рукавами — мимо печи, мимо Ильи…
Через полчаса она вернулась. Поглядывая на стрелки приборов, закусив губу, она сердито двигала большими, тающими у висков бровями. Она и здесь продолжала разговор с Василием, отказывая ему наотрез, раз навсегда.
Посмотрев на нее сбоку, Степан Абакумович потихоньку вышел и спустился вниз, к арке, к палисаднику.
Василий еще стоял возле голых неподвижных кустов. Они оба долго молчали, не зная, что же делать дальше. Наконец, мастер достал платок, громко высморкался и сказал между прочим:
— Лучше сразу узнать все: видишь, и земля не покачнулась, и деревья стоят на месте, — он взглянул в лицо мотористу.
— Не покачнулась, — рассеянно повторил Василий.
— Что ж теперь, домой?
— А? — переспросил Василий.
Глаза его блестели. Он глядел в арку, туда, где вспыхивали и угасали дрожащие красные отсветы. Потом тихо спросил:
— Кто у нее?
— Не могу знать, милок. Значит, сама-то не сказала?
Не сводя глаз с арки, моторист проговорил:
— Спрашивает, куда поеду? А никуда!
Степан Абакумович нахмурился, опустил голову.
— К вам поступлю, — сказал вдруг моторист. Странное выражение — радость, не радость застыло на его лице.
Они надолго замолчали. Старик неуверенно шагнул к арке. Остановился, развел руками.
— Разве что шихту кидать…
— Шихту? А возьмут?
В арке заполыхали, забегали красные отсветы.
— Слышь, Васька? Я тебя вижу насквозь. Не выйдет у тебя ничего.
— Примут, так выйдет.
И вот в цех, в бригаду Степана Абакумовича, прислали новичка. Взойдя на площадку, Василий прежде всего увидел ослепительные живые переливы металла в ближайшей к нему ванне. Потом он заметил и плавильщика, высокого, очень молодого, одетого в брезентовый костюм, слишком просторный и тяжелый для его худых, острых плеч. Плавильщик медленно жевал кусок хлеба, глядя в ванну через темные очки. «Нет, не этот, — подумал Василий. — У этого уши торчат и шея тонкая».
Он прошел по цеху и остановился. Мимо, один за другим, задевая его, шли рабочие, несли в ящиках с ручками черную и белую землю. Может быть, из них кто-нибудь?