Фэн Цзицай пытался мысленно воссоздать картину трагической жизни погибших. Он лично не знал никого из них, так что это были истории, представлявшие собой целиком плод воображения будущего писателя. Со временем он стал рассказывать эти выдуманные истории своим близким и друзьям, но, так как это было опасно, Фэн Цзицай переносил действие в другие страны и в другую эпоху, давая героям иностранные имена. «В ту пору, когда никакого творчества вообще не было, для многих моих близких друзей эти истории были радостным событием», — вспоминал писатель, который, конечно, не думал тогда, что эти устные рассказы лягут в основу его будущих произведений.
Однажды к Фэн Цзицаю пришел его друг, поведал длинную и грустную жизненную историю и спросил: «Скажи, будут ли потом люди знать об этой нашей жизни? Если и дальше так пойдет, то через несколько десятков лет все мы умрем, и им ничего не останется, как верить глупой фантазии будущих писателей. Попробуй напиши сам. Это, конечно, опасно, но как ценно для будущих поколений». Фэн Цзицай задумался над словами друга, и с тех пор у него зародилась мысль о литературном творчестве и о том, чтобы запечатлеть трагическую действительность тех дней для будущих поколений.
Именно тогда, еще в 1971 году, Фэн Цзицай начал сочинять повесть о своем современнике, попавшем под жернова «культурной революции». Эту повесть — «Крик» — Фэн Цзицай писал тайком на тонкой рисовой бумаге, потом скатывал листочки в трубочку и прятал в раму своего велосипеда. Велосипед днем стоял во дворе, а там хунвэйбины каждодневно искали «нити враждебного заговора», и однажды, боясь, что кто-нибудь догадается снять седло велосипеда и заглянуть внутрь трубок, Фэн вынул все рукописи и сжег их. Но не писать Фэн Цзицай уже не мог. Он писал и прятал листы то в груде кирпича во дворе, то где-нибудь в щелях ветхого соседнего домика, или аккуратно склеивал углы страниц и прилеплял их к стене, наклеив поверх какие-нибудь пропагандистские картинки, или закапывал рукописи рассказов в землю, а то прочитывал написанное по нескольку раз, а потом рвал в мелкие клочья, бросая их в уборную или сжигая в печке. При этом ему казалось, что языки пламени охватывают его сердце. Так писал Фэн Цзицай в журнале «Вэньибао» в 1981 году.
Трагические события «культурной революции» произвели на Фэн Цзицая, как и на многих его сверстников, ставших впоследствии тоже писателями, такое сильное впечатление, что после завершения «трагического десятилетия» он задался целью написать целый цикл из 20—30 повестей и рассказов об этом уже ушедшем в прошлое времени.
Фэн Цзицай думал назвать его «Необычайная эпоха». В статье 1980 г. «О замысле „Необычайной эпохи“» он писал:
«Время, которое я хочу описать, — это главным образом 1966—1976 годы. ‹…› Название «культурная революция» для этого периода небывалого в мире хаоса совершенно не подходит. Оно не передает характера «революции», которая не имела никакого отношения к преобразованию культуры… Правда, одной из ее задач было вымести прочь всю современную китайскую культуру. Это десятилетие в соответствии со своими собственными переживаниями каждый называет по-своему. Будущие историки, возможно, дадут ему более подходящее наименование, но я сам называю его «необычайная эпоха». Закройте глаза и вспомните. В то время все было необычайным: необычайное бешенство, необычайная безжалостность, необычайная многозначительность, необычайная жестокость, необычайное невежество, необычайный хаос… Она была необычайной — эта эпоха. Ее необычайность была в том, что в мирное время вдруг проявилась небывалая жестокость, в условиях строгого диктата смог возникнуть небывалый хаос. Древняя страна с пятитысячелетней цивилизацией вдруг опустилась до такой темноты и невежества, которые даже трудно представить. Древние формы поклонения божеству были перенесены из разрушенных храмов и соборов в канцелярии и цеха, в заводоуправления и вагоны поездов и даже в простые дома. Материалисты вдруг превратились в фанатиков, почти идолопоклонников. ‹…› И я часто думаю, смогут ли люди будущего понять нас?»
В 1982 году в обращении к русскому читателю повести «Крик» Фэн Цзицай писал:
«Мне хотелось правдиво запечатлеть действительность определенного исторического периода, чтобы о ней не забыли. Если забыть о зле, оно может вновь появиться, в другом обличье».