— Вот, возьмите ваш ключ. Я и вправду не знал, что он у меня, но потом случайно обнаружил его в своем кармане. Должно быть, этот старик незаметно засунул его туда. Я не знаю, что это за ключ, да и не хочу знать. Меня даже не разбирает любопытство. Я хочу только выкинуть всю эту историю из головы.
Мне показалось, что такое объяснение вполне логично. Я ведь не обратился в полицию, не правда ли? Худой мне угрожал, а я никуда не пошел. Подумав об этом, я тут же спросил себя: «А что бы я там сказал?»
Рассказал про ключ? И неминуемо нарвался бы на совершенно логичный вопрос: «Вы намеренно убили Шлакмана или случайно столкнули?»
Сейчас, когда я пишу эти слова, они кажутся мне бессмысленными и даже бредовыми. Ведь полицейские не располагали никакими доказательствами, что я знал Шлакмана, или хотя бы хоть раз встречался с ним. Ну, какие, скажите на милость, у меня могли быть основания для того, чтобы столкнуть под поезд безобидного незнакомого старика! Увы, у страха глаза велики. В тот мартовский вечер я возвращался домой почти уверенный, что преднамеренно сбросил Шлакмана с платформы.
Я оглянулся через плечо. И продолжал озираться, пока не добрался до дома.
За ужином я едва прикоснулся к еде. Алиса запекла изумительную утку, которую подала на стол с рисом и апельсиновым соусом, но я даже смотреть не мог на тарелку.
Я был злым и недовольным и попытался сорвать свое раздражение на Алисе за то, что Полли уже спала, когда я вернулся.
— Неужели ты не могла хоть поиграть с ней чуть подольше? Мало того, что приходишь домой измученный, так даже на собственного ребенка взглянуть нельзя.
— А ты когда-нибудь пробовал расшевелить такую малышку, когда она клюет носом? — обиженно спросила Алиса. — При всем желании я не смогла бы этого сделать.
— Но ты ведь и не пыталась.
— Ну и что? Ты говоришь так, как будто я подсыпала ей снотворное. Джонни, поешь, прошу тебя — тебе сразу станет лучше.
— Я не голоден.
— Ты только расслабься и тогда появится аппетит. Утка очень вкусная.
— При чем тут «расслабься»? Я просто не голоден. И — хватит о еде. Если, конечно, отказываясь от твоей жареной утки, я не разрушаю наш брачный союз.
Алиса внимательно посмотрела на меня и грустно покачала головой.
— Джонни, что случилось? — спросила она.
— А что всегда случается? — сварливо ответил я. — Ничего. Ни черта не происходит. Целыми днями просиживаю за своей дурацкой доской, отрабатывая нищенское жалованье. И ничего не случается. И никогда не случалось прежде. И не случится впредь.
— Ну, хорошо, — миролюбиво улыбнулась Алиса. — Значит, день такой выдался. Может, попозже проголодаешься. А мы пока попробуем расслабиться.
— Каким образом?
— Что?
— Я говорю — каким образом? Ты заладила — расслабиться, расслабиться. Что ты имеешь в виду?
— Телевизор, например, посмотрим, — вздохнула Алиса.
— Ага. Телевизор, например, посмотрим.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего. Ровным счетом ничего. Я просто с тобой соглашаюсь. Посмотрим телевизор. Например.
— Ты вовсе со мной не соглашаешься, Джонни. Ты заряжен на ссору. Через пять минут мы вцепимся друг другу в глаза, как кошка с собакой. Ты этого добиваешься?
— Знаешь, сколько раз за последние несколько недель ты вот так же сидела за столом напротив меня и предлагала мне расслабиться?
— Я ведь люблю тебя, Джонни. А ты порой возвращаешься совершенно измочаленный. Вот тогда я и предлагаю тебе отдохнуть. Что тут дурного?
— Мне не десять лет. Если бы я мог, я бы и сам давно расслабился. Я не мальчик, черт возьми!
— Я знаю, Джонни. Что случилось?
— Прямо на моих глазах под поезд упал человек, — вдруг выпалил я и рассказал про старика. Про ключ и тощего, правда, умолчал.
Алиса внимательно выслушала, то и дело сочувственно кивая. Рассказывая ей про случай в метро, я вдруг заметил, какая она хорошенькая. Молодая и удивительно милая. И чего она во мне нашла, в тысячный раз невольно подумал я.
— Какой ужас! — вырвалось у нее, когда я закончил.
— И я позорно удрал. Сбежал. Вот — какой я молодец! Можешь гордиться своим мужем.
— Джонни, милый, этот человек погиб. Ты уже ничем не смог бы помочь ему. Есть люди, которых чужие несчастья просто притягивают. Они готовы хоть целыми днями напролет стоять и смотреть на жертвы аварии. Помню, однажды грузовик сбил женщину и вокруг мигом собралась толпа. Так вот, некоторые зеваки затеяли драку, чтобы пробиться поближе. Они даже не хотели помочь несчастной — их обуревало желание увидеть её страдания. Мне такое любопытство не по душе. Я рада, что ты ушел оттуда.