– Что это у тебя в корзине?
Вера показала корзину. Там лежали крупные белые грибы. Горелов сказал:
– Продай. Сколько хочешь?
– Не продаю, – сказала Вера, – для себя сбирала.
Горелов впился в Веру неотступным взглядом. Ощущение вскипающей крови охватило его. Сказал хриплым голосом:
– В моем лесу сбирала, мои грибы.
Вера презрительно усмехнулась. Поставила корзину у ног Горелова. Сказала негромко и спокойно:
– Ваши, так и возьмите.
– За труд заплачу, – смущенно бормотал Горелов.
Протянул ей рубль. Вера покачала головою, сказала:
– Я свой труд дороже ценю. Говорят, золото – хорошие деньги.
Горелов закричал в диком восторге:
– Королева, не работница! Золота захотела! Это я понимаю! Что ты на мое золото купишь? Купи башмаки. А то змея ужалит в пятку, умрешь в одночасье.
– Меня змея не укусит, – говорила Вера дразнящим голосом, – я слово знаю.
Улыбалась, и не понять было, шутит она или сама верит своим словам. Горелов, все более приходя в восторг и влюбляясь, спрашивал:
– Что ж ты – заклинательница змей, что ли?
– Так оно и есть, – спокойно отвечала Вера, – змея меня не тронет.
Павел Андреевич злобно вслушивался. С перекосившимся от бешенства лицом он закричал:
– Она над тобой издевается, а ты ее слушаешь! Гони ее вон!
Милочка наклонилась к нему и что-то оживленно шептала. Он выслушал угрюмо. Поднялся и сказал:
– Ну, я пройдусь немного.
Горелов рылся в кошельке. Хотел дать пятирублевую монету. Но были бумажки и один золотой в десять рублей. Горелов отдал Вере монету и, громко хохоча, говорил:
– Каждый день приноси мне на дом грибы, будешь получать столько же. Но уж коли ты – заклинательница, так смотри, чтобы здесь ни одной змеи не осталось.
– Папа, – сказала Милочка, – у нас в лесу нет змей.
Вера быстро глянула на нее, покраснела, опустила глаза и сказала тихо:
– Змеи везде есть. Около каждой фабрики и каждого жилья, – змеиное гнездо.
– Как же вы их заклинаете, Вера? – спросила Милочка, заметно волнуясь. – Ведь, они все равно жалят. Не пришлось бы вам с этими змеиными гнездами начать войну?
Вера еще больше потупилась и еще тише сказала:
– Война дворцам, мир хижинам.
Горелов вдруг нахмурился и сурово сказал:
– Ну, будет зубы скалить. Девки, поели, да и айда! Прощайте, будьте здоровы.
Девушки торопливо попрощались и ушли. Отойдя немного, они запели любимую на Волге песню:
Когда вышли из рощи и высоким берегом приближались к поселку, Вера положила золотой на ладонь и смотрела на него смеющимися глазами. Иглуша и Улитайка смеялись, и в глазах их таилась простодушная зависть. Иглуша спросила:
– Опять ему грибы понесешь?
– Что носить! – сказала Вера, подкидывая золотой на ладони. – Все равно этих денег домой не понесешь. Глеб узнает, голову мне оторвет.
Вера закрыла глаза. Ее милый, как въявь, стал перед нею в темном мире замкнутых глаз, озаренный светом влюбленной памяти, тонкий, высокий рабочий, с острым блеском пронзительных глаз, с насмешливою улыбкою на упрямых губах, с торчащими во все стороны вихрами непослушных волос. «Шершавенький мой!» – шепнула она. На лице ее было умиленное выражение, похожее на молитвенное. Постояла минутку, всматриваясь в милый образ. Голова закружилась. Вера, вдруг, встрепенулась, лицо ее приняло стремительное выражение, глаза стали внешне зоркими и обратились на синеющую внизу за узкою полосою песка Волгу. Вера порывисто схватила золотой диск тремя пальцами правой руки, точно хотела перекреститься золотою иконкою, широко размахнулась и швырнула монету в реку. Иглушка и Улетайка завизжали от ужаса, жалости, зависти и от пламенно опалившего их восторга.
Невеста Иуды
Это – старая история, одна из тех, которые, по меткому выражению Гейне, повторяются вечно. Наибольшею популярностью пользуется самый наивный вариант этой истории, созданный в те далекие времена, когда еще в силе были разные буржуазные предрассудки, и господствовала старая мораль. Предательство считалось предосудительным. Думали, что раскаяние гложет сердце злодея. Вообще, сантименты. И потому рассказывалось, что гражданин Искариот даже не воспользовался своими тридцатью сребренниками, – бросил их к ногам первосвященников, пошел и удавился. Если речь идет о том самом Иуде Искариоте, который в наши дни и т. д. (всем понятно, о ком я говорю), то дело было не совсем так. Никакой трагедии!