«Не нужна куму жареная курица», — подумал Митхад-паша.
— Из Румынии часто приходят разные бродяги, останавливаются у Стойчо Голого и совещаются насчет того, чтобы поднять бунт и освободить Болгарию, — продолжал Георгий, стремясь угадать, что думает Митхад-паша, и заслужить его расположение.
— Ты можешь подтвердить все это на следствии? — спросил валия.
— Могу, — ответил кир Георгий. — Хоть под присягой.
— А как нам накрыть заговорщиков?
— Надо ночью окружить дом Стойчо, где бывают их сходки.
— Как только узнаешь, что бунтовщики собрались, сейчас же дай мне знать. Я приму меры, — ответил Митхад-паша.
В это время Ненчо Тютюнджия был дома и разговаривал с матерью, внешним видом своим напоминавшей сухое грушевое дерево.
— Я хочу тебя расспросить. Ты мне мать, — говорил Ненчо, пристально глядя ей в глаза.
— Не спрашивай. Я стара… ничего не знаю. Решил жениться, так дай мне немножко денег и отошли к своей сестре. Сама знаю, что я у тебя — бельмо на глазу. Ты хочешь из богатого дома невестку взять, а у тебя мать простая… Эх, Ненчо, Ненчо! — промолвила старушка, и крупные слезы покатились из глаз ее.
— Я тебя не гоню, а только прошу получше одеваться и вести себя умней. У Ненчо мать должна такая быть, чтобы ее не стыдно было людям показать. А ты? Ну скажи, чего ты людей чураешься? Никто тебя не съест. Посмотри вокруг. Ведь ты совсем одичала.
— Отошли меня к сестре, — повторила старушка.
— А что люди скажут? Ты думаешь — мне все равно, хвалят меня или ругают? Отдай свою шелковую юбку красильщику: пускай покрасит. Что ты ее прячешь? А куда новый платок девала, который я тебе пять лет тому назад из Джумаи привез? Или тоже дочери отдала? Я не желаю работать на чужих. Ну чего ты плачешь? Рассчитывала, что сын помрет, а имущество, которое он с таким трудом добыл, твоему зятю достанется? Ошиблась в расчетах: твой сын еще сто лет проживет.
— Ненчо, Ненчо! — еще раз воскликнула старушка и вышла из комнаты.
«Не хочу больше на других работать, — думал Ненчо. — Стану жить сам по себе. Ну их всех к черту!.. Никого не буду слушать. Буду делать, что мне вздумается: у меня своя голова на плечах. Женюсь и по-царски заживу. Денежки припас. Марийка хорошенькая. От людей почет и уважение. Чего еще надо?.. Буду на лавке сидеть. Марийка подойдет — рядом сядет. Я трубку курю, она шьет. Кругом чисто, полный порядок… Мир и тишина! Рай земной! Я нахмурюсь — она подойдет, обнимет. «Что это ты задумался, как индюк на припеке?» — скажет. И поцелует алыми губками. Блаженство! Женатый — не то, что бездомовный какой… Женатый знает, что у него в доме кое-что такое есть… Ну их к черту всех!»
Эти мечты до такой степени разволновали Ненчо, что он забыл все на свете, даже свои богатства, о которых думал круглые сутки, во сне и наяву.
— Свадьбу, свадьбу скорей! — воскликнул он, закрыв лицо руками.
Но тут сладкие грезы его были прерваны стуком в дверь, и через мгновение в комнате появились два жандарма из конака. Они приказали ему немедленно явиться к Митхад-паше.
— Вы не знаете, аги, зачем меня вызывают? — спросил Ненчо в испуге.
— Иди скорей! — крикнул в ответ один из них, без всяких церемоний толкнув счастливого жениха к двери.
— Чего деретесь? — то и дело спрашивал он эскортирующих его закоренелых злодеев по дороге в конак.
Но нелицеприятные стражи продолжали молча угощать злосчастного гяура тумаками, доведя его в конце концов до самого жалкого состояния.
— В коране сказано: остерегайся людей, которых аллах отметил, — сказал один жандарм другому.
— Почему? — спросил тот.
— Этот горбатый еж с ножом против султана пошел. Несколько тысяч гяуров собрал. Они решили город поджечь и всех правоверных перерезать.
— Быть не может! Да у него силы не хватит муху убить, а ты говоришь: всех правоверных перерезать! Ха-ха-ха! Хорош гайдук, нечего сказать! — возразил второй, заливаясь смехом.
— Я тебе говорю: аллах велит меченых опасаться. Кабы этот черт на человека похож был, ему бы дьявол не помогал. Да! Дьявол только в тех людей вступает, которых ангел покинул и они на человека не похожи, — серьезно сказал жандарм, и бедный Ненчо получил еще тумака в спину.
— Я не бунтовщик. Я человек мирный. В меня никакой дьявол не вступал. Я верноподданный султана, — возразил он, стараясь держаться подальше от ретивых верноподданных султана.
Но мелкие шажки его никак не могли соперничать с огромными шагами турецких, гладиаторов. Наконец, после двенадцатого тумака, он вступил в конак и приготовился предстать пред светлые очи Митхад-паши.