— А кто же будет тогда работать и нас кормить? — спросил эфенди.
— Тогда все будет по-другому. Говорят, через пятьсот лет все помрут и пойдут кто в ад, кто в рай. Земля золотой станет, камни серебряными, деревья алмазными, галки в соловьев превратятся; реки потекут молоком и медом, а горы будут состоять из пилава. Аллах низойдет на землю и воцарится в Мекке, пророк Магомет — в Стамбуле, пророк Иисус — в Иерусалиме, а Абдул Абубекир — в Будапеште. Повсюду тогда одна вера будет, один язык, и все молодые будут: мужчины не старше тридцати лет, а женщины — как майские розы; ни одной старухи, ни одной безобразной, ни одной русой. У каждого магометанина будет семьдесят семь жен и триста тридцать три прислужницы. Тело этих полуангелов будет покрыто таким тонким полотном, что сквозь него даже слепой чудную белизну их кожи увидит.
— И мальчики тоже будут? — осведомился хозяин кофейни, крутя усы.
— Каждый праведник получит семь мальчиков, которые будут служить ему танцовщиками, чубукчиями, кучерами, посыльными и кое-чем другим, — ответил ходжа, и физиономия его залоснилась, как листва после дождя. — Один дервиш сказал мне, что эти мальчики будут не старше шестнадцати лет и красивее женщин. Сказать по правде, я в сто раз предпочитаю мальчиков перед женщинами. Давай меняться, Юсуф-ага!
— Как меняться? — спросил хозяин кофейни.
— Я тебе отдам семьдесят семь молодых женщин и триста тридцать три прислужницы, а ты мне семь своих мальчиков.
— Хорошенький мальчик дороже трех тысяч трехсот тридцати трех райских красавиц стоит, — сказал хозяин кофейни, закрутив усы кверху наподобие мышиных хвостов.
— А я отдал бы всех женщин и мальчиков своих за пять немочек, что неделю тому назад в Исламхане на скрипке играли, — возразил эфенди, осклабившись, как пьяный дервиш или просто как сумасшедший.
— Сохрани меня аллах от такого греха! — воскликнул ходжа. — Немки, конечно, хороши, но они только для этой жизни, а наши женщины и мальчики пойдут с нами в рай. Немка не переступит его порога. Но поговорим лучше о том, что нам делать, если гяуры взбунтуются и начнут нас резать.
— Не бойся. Гяуры трусливы, как зайцы, — сказал хозяин кофейни и пошел варить кофе новым гостям, которые молча вошли, расположились на покрытой цыновкой лавке и начали крутить себе папиросы.
— Плохие настали времена! — промолвил кадий, качая головой. — Если комета начнет резать правоверных, придется в Анатолию бежать.
— Сегодня арестовали десять бунтовщиков, которые собирались истребить правоверных, — сказал один из вновь пришедших.
Услыхав это важное сообщение, все повернулись к говорившему. Хозяин кофейни сложил руки на поясе и насторожил уши, эфенди весь превратился в слух, а ходжа не выдержал и вскочил на ноги.
— Расскажите скорей! Что случилось? — в один голос воскликнули турки и приготовились слушать.
— Много комет явилось из Валахии. Они успели зарезать немало магометан. Против них посланы войска. Говорят, наш валия раскрыл большой заговор. Ненчо Тютюнджия, Спиро Трантар и чорбаджи Георгий, верные правительству и желая добра нашему валию, сообщили имена заговорщиков и указали, где они прячутся. Свиштов, Тырново, Рущук и много других городов полны заговорщиков. Митхад-паша собирается в Тырново, так как там угроза государству представляет особенную опасность. Тырновские власти арестовали человека, который все им раскрыл… Наши гяуры ждут из Валахии несколько видных комет, посланных Россией, отчаянных головорезов. Говорят, один уже перебрался через Дунай.
— Отчего паша не велит правоверным начать резать гяуров и жечь их дома? — спросил хозяин кофейни.
— С гяурами справиться нетрудно, а что делать с кометами из Москвы? — спросил хозяин.
— Не будь у гяуров помощников, они никогда не решились бы восстать против нас и поднять на нас руку. Это московская работа, — сказал эфенди.
— Уж коли московская, нам надо сидеть и помалкивать, — заявил ходжа. — Кому из вас кони московцев за шиворот дышали? Я вот дрался с московцами, так знакомы мне и кони ихние, и штыки, и глаза серые. Ежели ты смирный, послушный, московцы тебя и «братом» зовут и водкой потчуют, а коли упрям да горяч — зарежут как собаку. Московец — странный человек! Поклонись ему да пощады попроси, он тебя сейчас же бить и колотить перестанет. Так вот я и говорю: коли тут московская работа, нам надо тихо, смирно держаться. Помните, как под Севастополем было[123]? Ежели московец придет, так обязательно и француз тут как тут. И пускай себе режут друг друга, а мы полюбуемся. Так-то! Француз и англичанин никогда не позволят московцу царство наше у нас отнять и гяурами нас сделать.
123