— Я рассчитывал, что найдется немало крестьян и городских жителей, готовых оказать нам помощь, но теперь вижу, что мы обмануты, предоставлены самим себе. Силы наши слишком незначительны… Если мы не успеем скрыться в горах, то все погибнем напрасно, — печально промолвил Филипп Тотю.
— Если б вы оповестили народ пораньше, было бы совсем иначе, — сказал Цено, присоединившийся к чете Тотю за день до этого. — Такие дела так не делаются. Одни решают поднять восстание, а другие об этом знать не знают, ведать не ведают! Наши крестьяне думают, что мы просто разбойники, пришли грабить их, дома жечь. Очень многие считают нас турками. Коли решили начать революцию, надо было с народом столковаться, сообщить ему о своем замысле.
— Ты прав, — ответил Тотю. — А где Смил? Я рассчитывал, что он первый примкнет ко мне!
— Смил наберет чету и приведет ее к нам. Нам бы продержаться только несколько дней: будут у нас и союзники, и помощники, и сочувствующие. Смил поехал в Румынию по одному делу; он обещал набрать там небольшую чету и сейчас же вернуться обратно. Он не обманет, — задумчиво промолвил Цено.
— А где дедушка Стойчо? — спросил Тотю.
— Дедушка Стойчо скончался в тюрьме от пыток. Царство ему небесное! Этот человек умел даже мертвых воскрешать… Жизнь его достойна подражания. Будь у нас у всех такие отцы, мы уж давно зажили бы по-человечески, — сказал Стоян.
— А куда его дочка девалась? — спросил Иванчо. — Я всюду ее искал, нигде не мог найти. Не бежала ли она тоже в Румынию?
— Радка перебралась к бабушке Нене. Помнишь ту старуху, что нам на чорбаджиев жаловалась? Она, кажется, родственница дедушке Стойчо, — ответил Цено.
Тут невдалеке от четы поднялась пыль столбом, и со всех сторон послышались голоса турок:
— Здесь, здесь! Вперед! Рубите, режьте! Велик аллах!
— Ребята, к оружию! — воскликнул Тотю, и все смешалось.
Перед тем, кто забрался бы в этот момент на высокое дерево, открылась бы такая картина. На поляне шел ожесточенный бой. Шестьсот турок, изрыгая страшные проклятия, бешено атаковали болгарских юнаков, встречая с их стороны бодрый, мужественный отпор, доказывавший, что пятьдесят умных, энергичных человек сильней шестисот здоровенных животных. Гремели ружейные выстрелы, сверкали клинки, ржали кони, турки орали во все горло, понося христианского бога и его последователей. Болгары стреляли молча, укрывшись за деревьями. У них не было ни военных труб, ни барабанов, ни музыкантов, которые ободряли бы бойцов. У них не было орудий, чтобы устрашать малодушного врага, — поэтому над головой у них не плыл белый дым. Не было у них, наконец, ни конских хвостов, ни красных шаровар, этих обязательных признаков регулярного войска. Неопытный наблюдатель подумал бы, что эти люди играют; но человеку бывалому было бы ясно, что тут идет бой — страшный бой не на живот, а на смерть, после которого ни одному участнику не быть в живых. Окровавленные пряди волос, клинки, колья, топоры усеяли поле сражения; там и тут валялись сломанные ружья, сабли, штыки; зеленая трава стала красной. Заходящее солнце смеялось над грубой силой, вздумавшей бороться против энергии и ненависти.
Голоса турок, торжествующие клики болгарских юнаков, вопли мести и ненависти смешались с фырканьем коней, беспрепятственно, носившихся по полю боя, покрытому сотнями мертвых тел.
XI
В конаке рущукского валии царило ликование. Османы толковали о том, что комета разбита, множество ее участников приговорено к смерти, свиштовские бунтовщики будут отправлены на покаяние в Диар-Бекир и турецкая империя теперь вне опасности.
— У меня достоверные сведения, что главная комета бежала и вдогонку послана воинская часть, — заявил один эфенди.
— Неправда, — возразил жандарм. — Я сам своими глазами видел, как комета упала мертвой к ногам юзбаши[125] и наши солдаты отрубили ей голову.
— Так где же эта голова? — спросил эфенди.
— Почем я знаю? Говорят, Митхад-паша спрятал ее в крепости.
Тут в конак явились Спиро Трантар и Ненчо Тютюнджия. Они прошли прямо к Митхад-паше.
— В чем дело? — спросил тот мигая.
— Чорбаджи Георгий помешался, — ответил Спиро.
— Это правда, что сыновья его ушли в гайдуки?
— Правда.
— А где учитель?
— Бежал в Валахию с дочерью Георгия.
— Как же вы мне раньше не сказали, что сыновья Георгия спутались с гайдуками и заговорщиками? Почему не предупредили, что в Рущуке готовится восстание? А? Захотели, чтоб я вас в кандалы заковал и на шею вам цепи надел? Раз Георгий с сыновьями — заговорщики, значит и вы тоже заговорщики. Сейчас же признайтесь, коли не хотите в Диар-Бекир попасть.