Шерстнев по приезде в город прежде всего явился к начальнику дороги. Он вошел быстрым шагом и подчеркнуто официально сказал:
— Разрешите доложить — инженер Шерстнев. Задание по взрыву моста…
Начальник дороги перебил:
— Благодарю вас. Знаю. Есть приказ вам с товарищем Билибиным направиться в Москву. Но вас я немного задержу, я согласовал, потребуется ваша помощь.
Это был старый железнодорожник, суховатый, черноусый, с остриженной ежиком острой головой и острым взглядом узеньких глаз.
Он встал, пожал руку Шерстневу и повторил:
— Благодарю вас.
Подержал руку, не выпуская, и добавил:
— У меня есть донесение. Вы вели себя прекрасно.
Он отпустил руку Шерстнева, продолжая глядеть на него добрым взглядом.
Он сказал:
— На нас, железнодорожников, возложена сейчас громадная ответственность… Прошу вас через час явиться ко мне. Отдохните.
Теперь надо найти Леночку, если она не уехала. Билибин, конечно, знает, где она. Но Шерстнев, обойдя все этажи, нигде не мог выяснить, куда делся Билибин. Никто не знал инженера Билибина, только секретарша начальника дороги сказала, что он скоро должен быть.
— Ему приказано доставить материалы обследования, он обязательно будет. Я и то удивляюсь. Неужели копии нет, а только один экземпляр?
Шерстнев удивился:
— Копия же есть.
Секретарша ответила:
— А товарищ Билибин сказал, что нету, что он посмотрит, но, кажется, нету.
Шерстнев недоумевал. Что такое случилось с таким всегда точным Билибиным?
Он вышел на вечернюю улицу.
Толпились, бежали, переговаривались люди. Выезжали со дворов телеги и тележки, груженные узлами, чемоданами, мешками. Мужчины наскоро прощались с женщинами. Слышался плач. Где Леночка?
И вдруг Шерстнев увидел крупную фигуру Билибина. Тот нес Леночкин чемодан, а Леночка в своем синем макинтоше шла рядом. Шерстнев бросился к ним:
— Леночка! Леночка!
Они остановились.
— Товарищи! — командовал кто-то позади. — Давайте организованно! Товарищи, которые в военкомат, — организованно!..
У подъезда двухэтажного домика старая женщина плакала, уткнувшись лицом в грудь высоченного парня. Тот уговаривал:
— Не плачь, мамуся. Не плачь, разве можно теперь плакать?..
Шерстнев подбежал к Леночке.
Билибин стоял, нагнув голову, как бык на бойне. Он решил сознаться в своем проступке только в Москве, — здесь никто не знает его и поймут неправильно. Леночкин чемодан тревожил его: женщина платья свои вынесла, а он государственную ценность бросил. В Москве он все объяснит. В конце концов, он подчинен Москве. Так он решил, а теперь Шерстнев может тут же, на месте, изобличить его.
Леночка тоже не выразила радости при встрече с мужем. Она как-то странно посмотрела на него, по-птичьи, сбоку, и сказала:
— Ты давно тут? Ты едешь с нами?
— Немножко задержусь, — отвечал Шерстнев. — Боялся, что и проститься не удастся. Павел, тебя ждут у начальника дороги, материалов ждут. Что ты напутал, что копии нету? Леночка три копии поснимала.
— Они тут, — очень деловито сказала Леночка. — Я их положила к себе в чемодан.
Глаза Билибина выразили вдруг необычайный восторг.
— Где? Где? — спрашивал он, ставя чемодан на тротуар. Он задыхался.
— Вы приказали мне идти на дрезину, — объясняла Леночка, — ну, я уложилась и пошла. Макинтош я надела на себя, а в чемодан положила все бумаги.
Она говорила с некоторым даже раздражением, не понимая, что это такое делается с мужчинами. Она — трусиха, ничего не скажешь, — но почему один мужчина уехал, бросив ее, а другой теперь встал посреди улицы на колени и торопится раскрыть чемодан?
Билибин вынул материалы.
— Вот! — говорил он с не понятным никому восторгом, утратив обычную сдержанность. — Вот! Передай, пожалуйста, — протягивал он Шерстневу. — Я только ее посажу и приду.
— Нет, ты должен ехать, — ответил Шерстнев. — Есть приказ. А меня начальник дороги задержал, он согласовал. Итак — до Москвы. Я очень рад, что ты так спокойна, — обратился он к Леночке. — Павел тебе все передал, где я?
— Все.
И она снова странно, сбоку, взглянула на него.
— Так и знал, что не скроет. Но ладно. Ты не сердись, между прочим, что я даже к дрезине не подбежал. Ни секунды. Война.
И он потер рукой щеку.
— Война. Так все это внезапно. Ждали, а все-таки внезапно. Идите. Павел, посади как следует.
Билибин продолжал пребывать в непонятном восторге.
— Довезу! Довезу! — гудел он, не настаивая больше на том, чтобы явиться к начальнику дороги.