Шерстнев поцеловался с ним, потом с Леночкой. Леночка чуть тронула его щеку губами, прищурилась, как бы ища в нем какой-то разгадки.
— Какое у тебя было поручение? — спросила она.
— Да вот то самое — взорвать мост.
Он один был среди них троих открыт настежь, без тайн, хитростей и подозрений.
— Взорвать мост?
— Ну да, Павел же тебе говорил. Леночка, дорогая, уезжай, у меня душа не на месте. Когда я увидел, что бомба прямо в дом… Нет, не хочу… Уезжай. Тебе-то уж тут совсем делать нечего. Каждую минуту может быть налет, обрыв путей, все, что угодно. Словом — уезжай.
Он притянул ее к себе и поцеловал.
— В армию вместе пойдем, — сказал он. — Береги ее, Павел, в дороге.
Он снова поцеловал ее, и она ответила ему уже не так, как в первый раз. Он был таким, каким она привыкла видеть его. Не может быть того, что сказал Билибин. Неправда.
Билибин проявил громадную энергию при посадке, и они оказались в купе проводника. Они вдвоем — и больше никого.
Леночка в упор взглянула на него.
— Где был Коля, когда мы уезжали? — спросила она резко. — Какой мост он взрывал?
Билибин ответил, снимая сапоги, чтобы забраться на верхнюю полку:
— Николай остался взорвать мост, вот тот самый. Я ему приказывал идти вместе со мной, но он не подчинился. Я мог бы подать на него рапорт, но не сделаю этого. Уж такой он есть недисциплинированный. Не переучишь.
— Значит, вы соврали?
Билибин сидел перед ней, увесистый, тяжелый. Недавно белые штрипки его синих штанов были теперь черные. Он молчал. Он не стал объяснять ей, что так просил Шерстнев, — это было бы жалко и недостойно. К нему вернулись все его прежние свойства. Он совершил ошибку и учтет этот опыт. Больше таких случаев у него не будет.
— Боже мой! — восклицала Леночка, всплескивая руками. — Ну как вам не стыдно! Как могли вы такое выдумать про Колю? В такой момент!
Билибин отвечал спокойно:
— Вас надо было успокоить. Вас надо было увезти. Понятно?
Она, секретарша, подчиненный ему работник, могла сейчас позволить себе все по отношению к нему — любую брань, любую истерику. Он снова стал справедлив. Она спасла ему репутацию. Неизвестно, как обернулось бы дело с материалами, если б не она. Она не знает, как он благодарен ей и каким великолепным работником считает. Она — лучшая секретарша, он умеет разбираться в людях и правильно расставляет их.
В назначенный час Шерстнев явился к начальнику дороги, и тот сказал ему:
— Мы эвакуируем узел. Я просил Москву оставить вас на помощь нашему ремонтному заводу. Есть срочность, и такой специалист, как вы, уж если вы тут оказались, поможет нам. Сроки погрузки вам укажет директор завода, вас проведут к нему.
Директор завода, приземистый, широкий в плечах и груди усач, с любопытством поглядывая на Шерстнева, кратко изложил ему план эвакуации завода, затем добавил:
— У нас есть в ремонте краны, я вас в особенности прошу приглядеть за ними. Крановое хозяйство для вас — свой дом, я знаю ваши работы, хоть сам и не крановик по специальности.
Он и не подозревал о желчных нападках Шерстнева на общепринятые системы, — в печатных своих работах Шерстнев был куда сдержаннее и объективнее, чем в устных рассуждениях.
Рабочие бережно укутывали станки и осторожно устанавливали на платформы. Все эти металлические создания человеческого труда и таланта были любимы ими, как живые существа, и не случайно давали они им веселые человеческие прозвища. Шерстнев и сам всегда испытывал нежность к этим друзьям и помощникам человека. Но сейчас он, как заслуженного, добросовестного труженика, уважал и вот этот локомотивный кран, стрелу которого тщательно и любовно укладывали под его присмотром рабочие на вспомогательную двухосную платформу. «Зачем я обижал этого славного старика?» — думал он. Это был больной старик, пострадавший на работе, и Шерстневу хотелось заботливо укутать его.
По главным путям один за другим проходили поезда, перегруженные людьми, лязгало железо, гудки и свистки тревожно резали воздух, а тут, в несуетливом тупичке, перед серым большим корпусом, напряженно работали люди, ставя цеха на колеса.
Стрела локомотивного крана удобно легла на козлы, установленные на платформе, и ее окружали канаты, домкраты, ключи и прочее имущество. Шерстнев поглядывал на тросы, и багор мелькнул в его памяти. Для мостовых ферм нужен специальный кран… В сущности, поиски этого специального крана и заслонили в его сознании все достоинства обычных систем. Отирая черные руки тряпкой, подошел мастер. Шерстнев вдруг обратился к нему: