— Нужен кран ограниченного действия — только для мостовых ферм. А для других дел и такой кран хорош.
— Немного ремонту осталось, — не понял мастер. — На новом месте доработаем — хорош будет.
Странно: первым его делом в войне было разрушение отличного моста, построенного им, вторым — спасение кранов, на которые он нападал недавно с такой яростью. Все — наоборот.
Шерстнев уехал вместе с заводом. Пути были загружены шедшими на восток поездами, навстречу которым шли воинские эшелоны. Диспетчерам приходилось трудно как никогда. Длинный состав с оборудованием завода часто останавливался. На одной из таких остановок Шерстнев вышел из служебного вагона, где ему предоставлено было купе, в шумную толчею перрона. Начальник эшелона говорил какому-то высокому человеку в мягкой шляпе и новеньком макинтоше с чересчур широкими, прямыми плечами:
— Нельзя, гражданин. Поймите, гражданин: это эшелон специального назначения.
Но гражданин ничего не хотел понимать. Он настаивал, горячась:
— Я должен быть в Москве. Неужели вы, инженер, — ведь вы инженер? — не можете поверить писателю? Вот мой документ…
И он совал начальнику эшелона какую-то маленькую черную книжечку. Лицо его, желтое, нездоровое, несколько рыхлое, показалось Шерстневу знакомым. Писатель, нагнувшись, поднял с перрона чемодан и решительно двинулся к вагону.
И тут он увидел Шерстнева.
— Товарищ Шерстнев! — воскликнул он. — Вы меня знаете… — Он назвал свою фамилию. Это был тот самый редактор издательства, который уговаривал Шерстнева написать фантастическую повесть «Мост через Арктику». — Товарищ Шерстнев! — взволнованно говорил он, все еще размахивая своим членским билетом. — Меня не пускают в этот поезд. Я тут был в творческой командировке, мне нужно вернуться в Москву… Я ни в один поезд не могу попасть…
Шерстнев обратился к начальнику эшелона:
— Разрешите посадить товарища писателя ко мне в купе, я знаю товарища…
Начальник эшелона пожал плечами:
— Если вы гарантируете, пожалуйста.
И отвернулся.
Шерстнев увел писателя к себе.
Поезд уже тронулся, а писатель все еще волновался, доказывая, что никакого вреда оборудованию завода он причинить не может, что это прямо нонсенс.
— Нонсенс! — восклицал он. — Абсурд! Я ему документ показываю, членскую книжку, а он как уперся!..
Это был, видимо, очень нервный человек.
Наконец он успокоился немного и вспомнил, что надо поблагодарить Шерстнева. Он стал благодарить его так горячо, что тот перебил:
— Писали здесь?
Писатель махнул рукой:
— Все отложу. Сразу теперь пойду в газету, на радио… А вы? Я вот завидую инженерам, у вас такое ясное дело в руках…
Шерстнев усмехнулся:
— Ну, это вы, между прочим, перехваливаете нас. Какая там ясность, что вы!.. Но вы, наверное, устали, займите верхнюю полку, ехать будем долго. Состав направлен не в Москву, но по дороге пересядем.
Писатель взобрался на верхнюю полку, растянулся там и только закрыл глаза, как поезд остановился, словно это он затормозил его.
Когда он проснулся, Шерстнев сидел у окошка и что-то в полумраке записывал и чертил.
— Где мы? — спросил писатель.
— Все там же, — ответил Шерстнев, не подымая головы, — там же, где вы заснули.
— Что вы говорите! — удивился писатель.
— Не волнуйтесь, — отозвался Шерстнев (с нервными людьми он всегда был удивительно хладнокровен). — Движением мы с вами не ведаем, ускорить все равно не можем. Только вот темно писать, света нет.
— А что вы пишете?
При этом писатель тяжело спрыгнул вниз и сел рядом с Шерстневым.
— Кран, — ответил Шерстнев, — подъемный кран.
Глаза его глядели сердито и обиженно.
— Как? Уже не мосты?
— Кран имеет самое непосредственное отношение к мостам, — ответил Шерстнев.
Писатель спросил:
— А как это?.. Сейчас ведь все только для войны… Вы знаете, все-таки сознание отказывается понимать…
— Без крана вы мост не построите, — перебил Шерстнев, думая о своем. — Кран поднимает и ставит мостовые фермы на опоры. Это тот силач, который помогает нам поднимать такие тяжести, которых ни один человек с места не сдвинет. Но этот силач еще очень неуклюж и неловок, надо этого растяпу обровнять, развить его мускулы, сделать так, чтобы работал он легко и просто.
— Вы хотите создавать гигантов? — сказал писатель.
Но Шерстнев не очень склонен был сейчас к фантастическим образам. Он ответил:
— Фантазировать о мосте через Арктику или о чем-нибудь таком легче, чем сочинить подходящий кран. В условиях войны железнодорожный мост получает огромное значение для переброски войск, снабжения фронта и так далее. Сейчас пришлось нам кое-что разрушить, затем фашисты, отходя, будут уничтожать… Нам необходимо иметь все для быстрого и хорошего восстановления мостов при наступательных операциях; кран нужен как хлеб.