Поручик остановился.
— Эй ты, раззява! Ротозей!
Солдат тоже остановился. Рука поручика потянулась к кобуре. Кобуры не было у пояса. Револьвер и даже шашку он оставил дома.
Солдат вдруг подскочил к поручику, сорвал с его плеч погоны и кинул их в лицо офицеру:
— Погоди малость! Уберем вас, сволочей!
Он был гораздо сильней поручика.
И вот поручик Архангельский остался один на пляже. Он не поднял сорванных с плеч погон. Это конец. Гипноз кончился. Вся сила ушла от поручика вместе с погонами. Так он стоял на пляже и глядел вперед, в открывшуюся перед ним пустоту.
Поручик Архангельский взглянул на часы. До встречи с Наташей оставалось еще полчаса. Он двинулся быстро по пляжу назад, в пансион, где он остановился и где оставил револьвер и шашку. Да. Даже на любовное свидание нельзя ходить без оружия.
Через двадцать минут он был уже на условленном месте у сосен. Он оглянулся: Наташи не было видно еще. Тогда поручик Архангельский вытянул из кобуры револьвер, приложив дуло к виску, спустил курок и упал лицом в песок, откинув руку с револьвером. Револьвер выпал из обессиленных пальцев.
Так застала его Наташа. Мертв. Андрей — труп. Поручик Архангельский — тоже труп. Кто убил его?
Все вокруг было такое, как всегда: солнце, море и песок. И все это было не для нее. Кто убил поручика?
И Наташе стало ясно все: не так, как ее отцу, а по-настоящему ясно.
1921
Копыто коня
Снаряд врылся в землю и вздохнул, чтобы, как кит, вырыгнуть к небу песок и траву, чтобы в черном дыму дрожало раскаленное железо. Земля треснула, и Мацко взлетел на воздух.
В тот момент, когда тело его отделилось от земли, он увидел себя со стороны: вот он, распластав руки, режет воздух; голова втянута в плечи, лицо напряглось, глаза выпучены, подтянутые колени защищают живот.
Мацко перекувырнулся и упал на спину. Пена, дрожа, обрывалась с тяжелой узды испуганного его коня на лицо, на гимнастерку ему и рядом — на желтую сохлую траву. И вот — неба нету, ничего нету, над лицом — поросшее длинным рыжим волосом копыто коня. Копыто медленно опускается и, конечно, размозжит череп.
Мацко зажмурил глаза и закричал так, будто ему помазали кишку йодом. Копыто тяжело опустилось ему на грудь, и Мацко явственно слышал: грудь у него хрустнула, как дерево от мороза.
Конь, перешагнув через его тело, понесся по полю, взрывая копытами землю, шарахаясь от снарядов, останавливаясь, поворачивая то назад, то вправо, то влево и безумея от страха и ярости.
Мацко, боясь дотронуться до разбитой груди, кричал.
Вестовой схватил его, приподнял и кинул в пулеметную одноколку. Возница хлестнул вожжами по дрожащим бокам лошади, и одноколка запрыгала по вспаханному полю.
Офицер кричал вознице:
— Остановись! Сбрось! Не могу!
Но одноколка мчалась сквозь дым и грохот, перескакивала с межи на межу, кренилась и примчала офицера в лес.
И только в лесу Мацко потерял наконец сознание.
Очнулся на поляне под деревом и простонал:
— Доктора…
Доктор не приходил, и офицер повторил:
— Я, кажется, ясно просил доктора.
Никто не ответил.
На поляне шагал поручик Сущевский, а в стороне врастяжку лежали стрелки. Других офицеров, кроме поручика, Мацко не увидел. Вестового среди стрелков тоже не было: убит, должно быть.
Поручик Сущевский восклицал, шагая:
— Изменники! Подлецы! Сволочи!
Стрелки молчали, и глаза у них дымились злобой, как крученки [4] махрой.
— Поручик, — сказал Мацко, — я не могу тронуться с места.
— Хотите оставаться с ними? Я ухожу.
— Почему?
— Потому что они изменники и подлецы.
Мацко сцепил зубы и, не выпуская стона, которым наполнилось тело, встал. И когда встал, стон вырвался, но Мацко досадливо спрятал его снова глубоко в сердце.
Все тело стонало: ноги, руки и грудь. Главное — грудь. Там, наверное, ни ребер, ни ключиц — одни осколки. Осколки рвут кожу, углами торчат всюду. Все изломано и перебито. Над головой — голубой осколок неба. Оскольчатые деревья торчат острыми ветвями в воздух, и режут слух острые слова поручика:
— Я ухожу.
Широкую спину уходящего поручика догоняют колючие взгляды стрелков. Мацко вздрогнул: взоры стрелков уже врезываются ему в мясо, рвут.
— Поручик, я с вами.
Сущевский остановился. Он кажется большим, как гора.
— Идемте.
Что гора скажет — то долина слушай. Захочет гора — сольет ручьи по склонам, увлажнит и зазеленит долину. Захочет — сокрушит долину камнем.