— Ты его любишь.
— Да брось об ерунде! Одевайся, и, если через четверть часа не будет лошади, возненавижу и на порог не пущу!
Художник вмиг оделся.
Перед тем как уйти, он подошел к Фране и глянул на нее в упор (от него сильно пахло водкой):
— По старой дружбе скажу тебе: стерва!
И побежал за лошадью.
Лошадей дал Губрезерв.
Тачанка — широкая, с обитым черной кожей сиденьем. Лошади — вороные, сытые, и кучером — милиционер.
Франя похвалила Лютого:
— Ты иногда бываешь толковым.
Когда трубы рудника выросли из-за бугра, Франя попросила кучера остановить лошадей.
— Дальше мы пешком. Мне хочется пройтись.
Лютый угостил милиционера папиросой, и тачанка, повернув, покатила в город.
Франя опустилась на траву у дороги и дала художнику письмо брата.
— Прочти.
Она обняла руками колени и глядела снизу в лицо художника, пока тот читал.
Лютый стоял перед ней, расставив ноги, большой и широкий, в белом кителе и белых штанах. Кепку он сбил на затылок, и черные усы делали его лицо несерьезным и неумным.
Он бормотал, читая:
— Ай-ай… Я и не знал… И чего это люди?.. Ай-ай…
Он сложил письмо.
Франя спросила:
— Что ты обо всем этом думаешь?
— Что я думаю? То, что я — несчастный человек. Раз ты теперь думаешь не о брате, а…
— Я тебя прошу, — перебила Франя, — отрешись хоть на минуту от себя. Подумай о других.
— Хорошо. Отрешаюсь. Вот что: он будет жить во втором этаже, ты — в первом, а мне — что? В подвале, что ли, жить? Я из-за тебя отказался от заказа, и теперь…
— Ты все о себе.
— Если мне отрежут руки и ноги и я буду кричать — ты тоже скажешь: все о себе?
— Тебе ничего не отрезало. А заказ тебе останется. Помоги мне, и я тебе устрою.
— Лучше пропаду, чем приму заказ от твоего мужа. Я не прохвост.
— Идем.
— Нет, я возвращаюсь домой.
И художник повлекся за синим, из простого ситца, платьем.
Франя прошла прямо в контору.
В конторе Олейникова не было.
Технорук поцеловал у Франи руку.
— Ваш муж в шахте. Если вам нужно…
Франя улыбнулась как ни в чем не бывало:
— Это не мне. Вот художник — позвольте вас познакомить — приехал из города по поводу, знаете, о театре. Дайте записку: я провожу товарища Лютого к мужу. Кстати, погляжу шахты, я ведь ни разу еще не спускалась.
— Я вам дам провожатого.
И технорук повел их в большую комнату, туда, где на скамейке вдоль стены сидели молча шахтеры, бородатые и безбородые, молодые и старые, с руками, созданными для труда, и с глазами, строго озиравшими Лютого и Франю.
Технорук толкнул дверь, на которой было вывешено: «Бухгалтерия», и крикнул:
— Товарищ Белебей!
— Я.
И вышел молодой человек в солдатской гимнастерке и черных, в белую полоску, штанах, сунутых в высокие, тусклые от пыли сапоги. Лицо его, широкое в скулах, было чисто выбрито и волосы приглажены.
Узнав, в чем дело, он поклонился Фране.
— Готов к услугам.
И повел их из конторы. Он — впереди, художник и Франя — позади, отстав не несколько шагов.
Лютый усмехнулся:
— Я уже совсем потерял личность и превратился в простую мотивировку. Пожалуйста. Да. Это мне нужно видеть управляющего рудником, а жена управляющего рудником только провожает меня.
— Ах, перестань! Ты все об одном.
Фране было уже стыдно за то, что она пришла сюда не по делу.
Лютый уныло шел рядом с ней.
— Ты делаешь явные успехи. Ты уже не человек, а человечество: жалости в тебе нет никакой.
— Ах, мне тебя жалко и брата жалко, но сейчас мне некогда жалеть.
— Говорю: подвал. Мала куча — наваливайтесь в пятнадцать этажей.
— Ах, замолчи же!
Франя не хотела уже встречи с мужем. Зачем она так торопилась? И зачем взяла с собой Лютого?
Но возвращаться было поздно. Белебей вел к спуску, не оборачиваясь.
Клеть ждала их.
Падаешь вниз, а кажется — взлетаешь наверх. Тяжелая земля обступила со всех сторон. Земля дышит сыростью, воздух от стремительного движения бьется и летит мимо ушей.
На глубине пятидесяти двух сажен — против длинного коридора, освещенного электрическими лампочками, — клеть стала. Двойной ряд рельсов шел вдаль и заворачивал вместе с коридором вправо. На левом пути — длинный состав вагонеток, доверху нагруженных солью. У вагонеток — рабочие.
Лютый промолвил:
— Здорово.
Франя, не взглянув на него, обратилась к Белебею:
— Мне, право, стыдно вас просить, но я бы хотела сначала осмотреть шахты. Ведь надо же мне знать, чем мой муж управляет.