Йорка Кащеев глядел на людей свысока, снисходительно, словно забрал над миром высоту в тысячу метров и оттуда жалеет человечество. Над ним — летнее небо, а перед ним — толчея и разнообразие сдавленного громадами домов проспекта. Искры быстрых трамваев, колеса пролеток, фары автомобилей, разноцветные вывески, огни — все это, мелькая, уходило вдаль: налево, к Адмиралтейству, и направо, за Фонтанку.
Но вот Йорка Кащеев сдвинул фуражку на левое ухо, папироску сбил к правому углу рта и заложил руки в карманы, отставив локти: мимо прошла такая девица, которой только и недоставало Йорке в этот чудный вечер. Он двинулся за ней, догоняя. Он был так уверен, что найдет повод познакомиться с ней, что не слишком торопился догнать ее и заговорить. Впрочем, он не был уверен в том, что захочет заговорить с ней. Он не в первый раз за этот месяц шел так по улице за женщиной: ростовские привычки еще жили в нем.
Незнакомка не оглядывалась. Она, дойдя до Аничкова моста, свернула по набережной Фонтанки и, опустив голову, ускорила шаг. Йорка Кащеев почти нагнал ее, когда она свернула вдруг с тротуара, пересекла мостовую и, взявшись обеими руками за решетку канала, склонилась над водой…
Йорка выплюнул окурок, вынул руки из карманов, схватил девушку за плечи и сказал:
— Цоп!
Девушка вырывалась, отталкивая Йорку Кащеева. Впрочем, она не кричала и не плакала. Она была поражена этим неожиданным нападением до того, что даже слов не могла подыскать.
Йорка Кащеев говорил весело:
— Не позволю топиться. Ни за что не позволю.
Тогда девушка сказала тихо:
— Отпустите меня. Кто вы такой?
— Нехорошо, — говорил Йорка Кащеев. — Я вас все равно не пущу. Вам еще тридцать лет жить — это минимально, а вы в Фонтанку кидаетесь. Я вам вреда не сделаю.
Девушка не вырывалась больше и не возражала Йорке.
Йорка Кащеев сказал вежливо:
— Разрешите, я вас провожу!
Девушка покорно шла туда, куда вел ее Йорка Кащеев.
Йорка привел ее к Саду отдыха.
— Посидите, чтоб отдохнуть вам.
Он заплатил в кассе за вход и повел девушку по аллее, напевая:
Все скамейки были заняты, сесть негде. Йорка Кащеев выбранился (он нарочно не торопил незнакомку с рассказом):
— Зверски места мало.
Они зашли далеко в глубь сада, туда, где сад был уже совершенно не похож на столичный. Эту часть сада можно было целиком перенести в любой провинциальный городок, и он пришелся бы там как раз к месту. Они нашли свободную скамейку и уселись рядышком.
Йорка Кащеев спросил лениво (лень он напускал на себя всегда, когда собеседник был взволнован):
— Как прикажете вас называть?
— Лиза, — отвечала девушка. — То есть Елизавета Матвеевна.
Йорка Кащеев говорил:
— Итак, Лиза, мы, значит, с вами познакомились. Это хорошо. Будем гулять. Вы давно тут?
— Давно, — отвечала Лиза.
— А я с месяц, не больше, — сказал Йорка Кащеев. — Хороший город, стоит в нем жить. Так-то я ростовчанин, и вообще я летчик. Хотя я еще не летаю, но все-таки. А город мне понравился. Есть у вас тут родные?
— Есть. Отец.
— Значит, у отца живете?
Лиза заговорила с нарочной откровенностью:
— Отец давно семью кинул. Я сама живу. Мать у меня фельдшерицей была, она уже с год как умерла. Я все вещи продала и сюда приехала: работы достать думала. Билась-билась, что только не делала, со дня на день перебивалась — и устала вот. Мать говорила: «К отцу не ходи — меня уморил и тебя уморит». Я хоть адрес узнала, а не ходила: боюсь, да и надеялась все — сама выбьюсь. Никому я не нужна, и мне идти некуда.
— Некуда! — воскликнул Йорка Кащеев. — Этакой девушке — и некуда! Ведь интересно жить, честное слово!
— Если есть работа, то интересно, — отвечала Лиза. — А что за охота жить мне, например, если только голод один? Если не к отцу, так иначе как на панель — некуда. Так уж лучше в Фонтанку!
— Некуда! — снова воскликнул Йорка Кащеев. — Некуда! Да… Да…
И сразу вся лень сошла с него. Он, вскочив, заговорил бессвязно:
— Я ростовский грач! Да! Хай им грець, всей этой мелкоте! Давят фасон! Нам, ростовским шарлачам да летчикам, такой фасон не годится. Не из такого материя нас земля-матушка сделала. Да чего там — идемте ко мне вот сейчас же, и…
Он забрал предельную высоту — «потолок», дальше лететь некуда. И грача заменил осторожный летчик, который напрасно не погубит машину.
— Время — зверское, — сказал он, шикаря незнакомыми Лизе словечками, — кренит так, что, чуть зазеваешься, так и пойдешь штопором книзу. Штопор не страшен, да высоты жалко! Жалко низко жить да еще и зря, не за дело погибнуть. Да ничего, я человек крепкий, не согнусь в полете. Поздравляю вас, Лиза, вы приобрели сегодня исключительного товарища, летчика Йорку Кащеева. Он сделает из вас настоящего человека. Идемте сейчас же ко мне.