— Возьми свои слова обратно, — сказал он.
— Какие слова?
— Все.
— Все это правда, — сказала девочка.
— Все это неправда. Возьми свои слова обратно.
— Не возьму.
— Раз так, вот тебе, получай!
Сжав кулаки, он кинулся к девочке, замахнулся что было силы, но поскользнулся, потерял равновесие и упал.
Он вскочил не мешкая, чтоб снова ринуться в атаку, и как раз в это время увидел машину скорой помощи, подкатившую к дому миссис Макги. Он сразу позабыл и про гнев свой, и про драку, и мысли его теперь были уже о скорой помощи и о том, что могло ей понадобиться возле дома Билла Макги, как вдруг что-то твердое, как камень, обрушилось на его правый глаз и ослепило его. И он снова самым позорным образом шлепнулся на землю, потом снова вскочил на ноги и заработал обоими кулаками, тщетно стараясь попасть в девочку.
Он только было оправился чуть-чуть и начал видеть, правда, не очень отчетливо, как снова его что-то ударило, на этот раз по губам, и он снова упал.
Когда он поднялся, девочки уже не было рядом, а люди из скорой помощи стояли на крыльце дома миссис Макги.
Он увидел, как девочка удаляется по улице, на ходу догрызая свое яблоко. А у него был подбит правый глаз и из губы текла кровь.
— Меня зовут Эд Макги, — сказал он чуть слышно.
Он сказал это злой девчонке, которая шла себе по улице как ни в чем не бывало. Он сказал это своей матери, своему отцу, миссис Макги, Биллу, и злой девчонке, и самому себе.
Потом он поднялся на крыльцо, к тем двоим из скорой помощи, и спросил:
— Что случилось?
— Несчастье случилось. А что это с тобой?
— Что случилось? Какое несчастье?
— Ты бы лучше шел домой.
— Это и есть мой дом. Какое несчастье?
Дверь отворилась, и он увидел миссис Макги. Он сразу же понял, что случилось что-то ужасное. Миссис Макги вышла, неся на руках Билла. Но странно, это был Билл и в то же время как будто не Билл, а что-то совсем другое.
— Что случилось? — спросил мальчик у миссис Макги.
— Я думаю, он захлебся, — сказала миссис Макги. — Он был один в ванной, купался, — ведь мы с ним собирались сегодня в церковь, к вечерне, — и должно быть, он поскользнулся, ушиб голову и захлебся.
Она протянула одному из санитаров маленькое тело, закутанное в пальто.
— Я укутала его. Так ему будет теплее. Это пальто его отца, — сказала она. — Что, Билл совсем захлебся?
Миссис Макги говорила и двигалась так, словно она ничуть не была взволнована. Она двигалась и говорила печально. Такой же вот печальной кажется корова, когда она смотрит на заходящее солнце. Голос у миссис Макги был мягкий и печальный, и казалось, будто она и не знает даже, о чем и зачем говорить.
Один из санитаров — не тот, что держал на руках Билла, а другой — попробовал расспросить ее кое о чем.
— Что же, каждый раз, как вы собирались в церковь, Билл купался? — спросил он.
— Да, — сказала миссис Макги, — каждый раз.
— А в церковь часто ходили? Раза два в неделю, наверно?
— Нет, — сказала миссис Макги, — мы ходили туда раз в год, в день его рождения. Мы ходили туда и молились друг за друга и за всех, кого только могли вспомнить. На обратном пути мы заглядывали в аптеку купить мороженого и возвращались домой прогуливаясь, потому что день рождения его в августе, когда вечером так приятно пройтись. И вот теперь он поскользнулся и ушиб голову. Что, Билл совсем захлебся?
Все это время мальчик слушал, что говорят миссис Макги и санитары, и то на них смотрел, то на Билла.
Миссис Макги посмотрела на мальчика таким взглядом, будто она одна во всем мире знала ему настоящую цену и уважала как взрослого, и сказала:
— Билл-то захлебся, Пóэт.
— Я Эд, — тихо откликнулся мальчик. — Эд Макги. Брат Билла Макги. — Он сказал это так тихо, что никто не расслышал.
— Потеряли мы Билла, — сказала миссис Макги. — Как же нам быть теперь, а?
— Я Эд, — сказал он снова, — я брат Билла. Билл всегда был мне братом, настоящим братом.
— Мы собирались отпраздновать день его рождения, как в прошлом году, — сказала миссис Макги. Что, Билл совсем… — спросила она одного из санитаров.
— Боюсь, что да, — сказал тот.
И все это время мальчик был там. Он был там и тогда, когда собрались соседи и из всех женщин не плакала только одна — миссис Макги. Он был там, пока не вспомнил про свою мать и своего отца. Он вспомнил про них, и опять ему захотелось, чтобы звали его не Пóэтом и чтобы мать его была не актрисой, а отец не профессором поэзии.