Глаза у юноши заблестели.
— Я всю жизнь мечтал о чем-нибудь в этом роде, — сказал Барт. — Вот что мне действительно подошло бы! В колледж возвращаться не обязательно. Мне, наверно, и платить будут, как вы думаете?
— Разумеется.
— И у нас будут стоянки в больших городах и можно будет отлучаться на берег?
— Я не уверен, но, видимо, да.
— Так значит, вы потолкуете с этим человеком? — казал юноша. — Я готов ехать. Я готов пройти необходимую тренировку. Прислуживать у стола или что-нибудь такое мне не подойдет. Я хочу иметь дело с самим судном. — Он извлек из заднего кармана конверт, вынул из него письмо, а конверт дал Ивену: — Здесь мое имя и адрес. Телефон — Кловис, 121, но если вы забудете, оператор соединит и так. Вы думаете, есть у меня шансы? Ведь это как раз то, чего мне хотелось бы.
— Шансы у тебя есть, — сказал Ивен. — А ты не хочешь сказать отцу?
— Нет. Я подожду, пока все выяснится, — сказал Барт. — Не хочу, чтоб он зря расстраивался. Ведь дело может не выгореть. А если выгорит, я объясню ему все так, чтоб он не тревожился. Я поговорю с ним, как только мне станет известно, когда я отплываю и когда вернусь. Если все насчет этого будет ясно, тогда что же, тогда все ясно и беспокоиться не о чем. Я даже смогу узнать, в каких местах побываю, откуда и когда ему ждать моих писем. Он не станет беспокоиться, если все будет ясно, но если нет, он будет беспокоиться, и может, даже так сильно, что я сам начну беспокоиться за него, а это, черт побери, глупо. Сколько продлится плавание?
— Месяца три, я думаю. Допустим, четыре. А может, и все пять.
— Что такое пять месяцев? — сказал юноша. — Что шесть? Что год? Конечно, если дело тебе по душе. Я хочу ехать. Я просто не дождусь, когда поеду. Главное не то, что вокруг света. Главное поехать. Всю свою жизнь я провел здесь, почти восемнадцать лет. Не то чтобы мне осточертело или наскучило, но, если хотите, я вам кое в чем признаюсь. Я никогда не встречал здесь девушки, на которой захотел бы жениться. Мне нравились те, которых я знал, но хочется посмотреть и на других. На самых разных и в разных странах. Хочется увидеть, какие они бывают. Может, я вернусь домой и женюсь на здешней, но прежде чем я это сделаю, я хочу увидеть других. Хочу перевидать их всех. Хочу знать, что делаю и почему. То есть, я не хочу, чтобы то, что я должен сделать, сделалось бы так, а не иначе потому только, что я оказался в это время там-то, а не где-нибудь еще и так далее и тому подобное. Вы понимаете, о чем я?
— Понимаю, — сказал Ивен. — Я завтра же позвоню этому человеку. Завтра воскресенье, он будет дома. Я сообщу тебе сразу же, как только переговорю с ним.
— Я весь день буду дома или поблизости, — сказал юноша. — Надеюсь, дело выгорит.
— Я тоже надеюсь, — сказал Ивен. — Выпей-ка еще пива.
У стола Ивен, откупоривая новую бутылку и наполняя стакан, увидел, что Коди Боун беседует о чем-то с Рэдом. Рэд стоял в стороне от остальных, перед Коди, который сидел спиной к столу и держал в руке стакан с виски. Ивен услышал только обрывки их разговора, но и этого было достаточно, чтоб понять, что его сын расспрашивает Коди Боуна о личном опыте Коди по части гнева.
Через минуту к Ивену с Бартом присоединился Уоррен Уолз, который без каких-либо предисловий сказал:
— Что же все-таки происходит? Что творится? Можешь сказать мне, Барт? Ты можешь, Ивен?
Сын Коди рассмеялся — возможно, потому что он был чересчур взволнован идеей плавания вокруг света. Он рассмеялся и потому, что вопрос Уоррена был очень уж странный. Никогда прежде Барт не слышал, чтоб Уоррен Уолз задавал подобные вопросы. Барт обернулся к Ивену, словно ожидая, что ответить возьмется он.
— Слушай, Уоррен, — откликнулся Ивен. — Я, кажется, догадываюсь, что ты хочешь этим сказать.
— Я хочу сказать, — подхватил Уоррен, — что творится, что происходит? Вот и все.
— Ясно, — сказал Ивен. — И ответ такой: ты знаешь сам, ты и больше никто.
— Я? — сказал Уолз. — Знаю ли я? Нет, я не знаю. Я и не думал, что знаю. Я уверен был, что не знаю. Но, если поразмыслить, то, может, и знаю. Все время знал. В самом деле знаю.
— Ну хорошо, если вы знаете, — сказал Барт, — то я не знаю, скажите и мне.
— О нет, — сказал Уолз. — Я знаю сам для себя, и тебе тоже придется выяснить самому для себя.
— Ладно, тогда расскажите мне, что вы знаете для себя, — попросил Барт.
— Еще чего! — усмехнулся Уолз. — Будь тебе двадцать первый, я, может, кое-что и рассказал бы, самую малость, но сейчас — нет.