Однажды об одном писателе было замечательно сказано, что в его прозе нас поражает ее в широком и общем смысле язык, чувствуется, что самый процесс высказывания, выражения жизни в слове — первейшая внутренняя проблема этой прозы, выражение в слове — внутренняя проблема одновременно жизни этого писателя и прозы этого писателя.
В настоящей книге талантливо и истонченно переведен не вообще Сароян, а именно этот язык — язык одновременно сарояновской жизни и сарояновской прозы.
ЧТО-ТО СМЕШНОЕ
Серьезная повесть
— Пить хочется, — сказал мальчик.
— И мне, — сказала девочка.
— Мы уже почти что дома, — сказал мужчина. — Скоро дойдем, и пейте, сколько вам пожелается.
— Вон тот наш дом?
— Нет, чуть подальше.
Они двинулись дальше по пыльной дороге, вдоль узкого канала, заросшего травой. Стоял жаркий полдень, и воздух был полон мошкары и запаха листьев, воды и плодов.
Дом был старый, белый, уже порядком поблекший и какой-то нелепый на вид, но тут, видно, у всех дома были такие.
— А ключ ты захватил? — сказала женщина.
— Конечно, захватил.
— Покажи-ка нам его.
— Даже если я и без ключа, — сказал мужчина, — мы все равно войдем, так что ты не волнуйся.
Он показал ключ.
— Иначе как пешком нам добраться, конечно, нельзя было?
— А разве для тебя такая прогулка не удовольствие? — сказал мужчина. — Для меня это удовольствие. Что ж хорошего в жизни за городом, если и погулять неохота?
— После пяти часов тряски в поезде?
— Почему бы и нет? Ну, вы устраивайтесь, а я пойду обратно за чемоданами.
— И конечно, вернешься пешком?
— Да.
— С двумя тяжелыми чемоданами?
— Они не тяжелые.
— Ох, возьми такси!
— Я хочу пройтись. Нравится тебе дом?
— Снаружи не бог весть что, — сказала женщина.
— Ты погоди, — сказал мужчина. — Рэд, тебе он нравится?
— Он вот-вот как будто повалится, а? — сказал мальчик.
— Да. Со смеху.
Они поднялись по ступенькам на крыльцо, мужчина вложил ключ в замочную скважину, повернул его, потом толкнул дверь. Мальчик обернулся посмотреть еще раз на виноградник. В дом он вошел последним. В доме было сумрачно и прохладно.
— Где тут вода? — сказал мальчик.
— Ты можешь попить из крана, — сказал мужчина. — Но если минутку потерпишь, я запущу насос и накачаю тебе воду из земли.
— Я потерплю, — сказал мальчик.
Скоро они спустились во двор, где были насос и рядом с ним бочка. Мужчина взялся за дело, насос заработал, вода переполнила бочку и стала литься на землю.
— Ну давай, — сказал он, — побудем здесь немного. Скинь ботинки и походи по воде.
Мальчик скинул ботинки и зашлепал по луже.
— Славно! — сказал мужчина. — Теперь подставь-ка лицо сюда под струю и пей сколько захочешь.
— Без чашки?
— Без. Смотри, вот так.
Мужчина наклонился к воде и напился, мальчик сделал то же самое — и все лицо у него стало мокрое. Девочка и женщина вышли из дома, девочка тоже попробовала попить и тоже вымочила себе лицо.
Девочка сняла туфли и зашлепала по луже вместе с мальчиком. Мужчина подошел к инжирному дереву, ухватился за ветку, пригнул ее, потянулся выше. Женщина следила за ним, а мальчик и девочка разгуливали по луже. Мужчина поискал глазами и нашел на ветке четыре спелых инжира; один из них он съел сам, не очищая, второй очистил и протянул его женщине, потом очистил два других для мальчика и девочки.
— Что это? — сказала девочка.
— Инжир, — сказал мужчина. — Ну ладно, я пошел за чемоданами. А вы тут пока поболтайте.
Он повернулся и зашагал к дороге. Мальчик очутился с ним рядом.
— И я с тобой.
— Идти не меньше мили. И столько же обратно.
— Мы ведь туда же?
— Туда же. На станцию.
На станции какой-то человек улыбнулся мальчику и сказал мужчине:
— Вы, если не ошибаюсь, брат Дейда? Я — Уоррен Уолз. А это, конечно, ваш сын, очень уж похож на вас.
Отец мальчика стоял на платформе, возле путей, и разговаривал с Уорреном Уолзом. Уолз был в негнущейся соломенной шляпе, и когда он снял ее, Рэд увидел, что на макушке у него совсем нет волос.