Но вскоре я понял, что не только из-за сына горевали дядя Саша с женой.
Об этом речь зашла за столом, когда праздновали день рождения моей мамы и все выпили: мужчины — водки, женщины — красного «Кагора».
Выпив, дядя Саша скрипнул зубами и закрыл глаза рукой.
— Перестань, — буркнул мой отец. — Каждому в душу с фонариком не влезешь.
— Я должен был! — прохрипел дядя Саша. — Какой же я разведчик?!
— Это на войне видно человека, — продолжал отец. — Там говно сразу вылезает. А тут…
Мать встревоженно дернула его за руку: не надо бы за столом произносить таких дурных слов.
— А тут и рентген не поможет, — продолжал отец. — Твоей вины нет.
— Как же нет?!. — сжал кулаки дядя Саша. Тетя Аля взял один его кулак в свои ладони и подула, как на угли, и разжала пальцы мужа. — Женщина, отстань!
И уже вечером, на крыльце, докуривая перед сном папиросу, дядя рассказал мне, что случилось у него на работе, в областном центре, где они живут с тетей Алей.
В последние годы он был бессменным начальником отдела кадров треста строителей. На командные места рекомендовал бывших фронтовиков. И руководство треста ему безусловно доверяло. Отношения у дяди Саши с прорабами и бригадирами были, как в армии:
— Есть! — говорили коротко, отдавали честь.
— Они были с хорошими усами, — и вдруг дядя Саша сам на себя осердился. — Дело не в усах! При чем тут усы?! «Усы, усы!..» Они были в военной форме, в сапогах. И я поверил… — бормотал он сдавленным голосом. — Поверил, как бабушка мулле! А они… они… воровали, продавали налево цемент… кирпич… арматуру… вот что они с мной сделали! — и дядя обвел шею пальцем.
— Их нашли, посадили? — спросил я.
— При чем тут посадили?! Дом, дом раскололся на улице Ленина… Ты только подумай!.. треснул!.. — и дядя Саша провел в ночном воздухе горящей папиросой перед собой зигзаг. — И кто виноват?! Кто?!
«Они виноваты», — хотел я сказать, но дядя продолжал изливать душу.
— Руководство доверяло мне… партия… а я слепой баран, вот кто я!
Из сеней выглянула тетя Аля.
— Может, хватит, — тихо проговорила она. — Ложись спать.
— Спать, спать!.. — вдруг зарычал дядя Саша, вскакивая, босой, как он всегда любил сидеть на крыльце. — Всю жизнь спать, спать! Вот наш сын таким жуликом и вырос… А что будет с дочерями?
Тетя Аля ничего не ответила, ушла в дом.
Появился мой отец, в майке, в исподнем. Ему вставать в четыре утра, он откашлялся и резко сказал из дверей, как старший младшему:
— Шаех, тебя с работы никто не гонит! Ты докажешь, что тебе можно и нужно доверять. Перестань вести себя, как баба. — И тронул его рукой за плечо. — Всё, дорогой братишка! На нас смотрит страна.
И дядя Саша сутуло пошел за ним в избу.
6
Зимой он прислал радостное письмо, в котором через каждое слово стояли восклицательные знаки.
Его сын оказался оклеветан дурной женщиной. Один молодой следователь (есть еще честные следователи!) настоял на пересмотре дела. Нашлись свидетели.
«Мой Булат чист! как булат! Приезжайте, я вам покажу не алмаз! А покажу его письмо, где он на меня не сердится… Я боюсь пересылать письмо, вдруг потеряется! Он ее любил и не мог сказать про нее… и есть еще письма его друзей. С той женщиной он разошелся. Она отняла у него квартиру, и теперь он в общежитии. Ну и что? Еще получит квартиру. Главное — наш сын такой же честный, как все мы!»
Я был очень рад за своего двоюродного брата.
А потом время побежало быстрее… Я окончил геофак университета, поработал несколько лет в Татарстане и Башкирии, а потом (здесь нефть уже кончается) перебрался в одну из сибирских геологических экспедиций… И вот получаю приглашение на 65-летие дядя Саши.
Я не мог не поехать.
Страна к тому времени уже бурлила. В воздухе веяло сладкой и опасной свободой, в городах по столбам и стенам клеились листовки, народ собирался на митинги, люди хрипло орали друг на друга в мегафоны.
Восходил, как новое солнце, Ельцин…
Дядя Саша пригласил на свой праздник двух товарищей по фронту, вернее даже, не по фронту, а по госпиталю, потому что дорогие друзья, с кем он ходил в атаку и ползал в разведку за «языком», в те времена и погибли, а кто дожил до победы, умер от затяжных болезней.
Один из приехавших, хоть и вышел на пенсию, работал учителем в деревенской школе — преподавал физкультуру и рисование. Высокий, с подавшимися вперед плечами, с большим лицом, на котором, казалось, как-то случайно расположились маленькие ясные глаза и широкие губы, и белый комок усов, и толстенный нос, он, право же, очень талантливо рисовал, что и выказал немедленно, начертив простым карандашом на листе ватмана портрет тети Али.