И вот сегодня Сашка должен приехать уже богатый, получив расчет.
Чтобы договориться с Наташей, когда венчаться пойдут и когда свадьба. А до этого, наверное, предстоит поход в ЗАГС. Как пошутил Сашка, это Зал Автоматического Государственного Соединения. Или Завод Агромадной Глупости Сибиряков.
Да разве только сибиряков? Да и не глупость это — жениться. Хорошее дело.
Антоша понимает перспективы.
2
Они вошли вдвоем (за дверью, кажется, это они хохотали… а чего, плакать, что ли?): Сашка и священник с жидкой, рыжеватой бородкой в два ручья, на нем черная длинная ряса, в руке икона.
Переступив порог, раскрасневшийся поп погасил свой звонкий, почти женский смех, смиренно потупил глаза, поклонился:
— Мир дому вашему. Да пребудет Господь с нами.
Сашка явился в белом пиджаке и белых брюках, уже купил где-то, только штиблеты прежние, желтые, а через руку перекинуто, в прозрачной пленке, сияющее, как первый снег, подвенечное платье для Натки.
— Держи, мадмуазель, — он подал его и два раза быстро улыбнулся — Елене Игнатьевне и Антошке — смущался, что ли? — Поторопись, мадмуазель.
— А разве не в церкви? — растерянно спросила мама, кивком здороваясь с молодым попом.
— А сейчас допускается, мода такая, на дому, эксклюзив, — скороговоркой пояснил Сашка. — Садитесь, батюшка.
Священник улыбнулся, степенно сел на стул и принялся оглядывать жилье.
Наташа ушла в комнату, где она спала рядом с Антошкой все последние годы.
Священник спросил у Сашки:
— И сколько времени ты здесь работал, сын мой?
— Неделю.
— У меня сделаешь подобное?
— Сделаю.
Мать понимающе кивнула:
— Он не пьет, не курит.
— Знаю. Высоконравственный человек.
— В церкви-то, пожалуй, большие труды понадобятся.
— В церкви-то? Конечно. — Священник ответил, нажимая на «о». И повторил. — Конечно. — И зажурчал веселым смешком. Увидев удивленные глаза женщины, тут же серьезно пояснил. — Красота нужна. Духовность воспитывает…
Из спальни выпорхнула Наташа, став необычайно красивой в новом платье. Священник поднялся и насупился, поправил большой тусклый крест на груди.
— Встаньте рядом, — попросил он жениха и невесту. И когда Сашка и Наташа встали рядышком, переглядываясь и улыбаясь — скуластая Натка чуть угрюмо, а Сашка отчаянно, поп спросил. — А никаких мужчин поблизости сейчас нету?
— Нету!.. — огорченно откликнулась мама. — А надо?
— Надо. Конечно, в нашем бывшем Советском Союзе и женщина как мужчина… по трудам своим… но все же… — И странный поп поманил Антошу. — Ты давай, встань слева от сестры. Кого бы еще позвать… И в соседях нет?
Сашка хмыкнул, глянул на мать Наташи.
— Можно Никитку. Дурень, но если помолчит…
— А что с ним? — спросил поп.
Сашка подмигнул Антоше, и Антоша не удержался:
— Свиной язык вареный сунул в рот, высунул кончик, две иголки воткнул… мамка его в обморок.
Священник закашлялся — его, наверно, душил смех. Действительно смешно. Однако насупившись, важный гость попросил:
— Позови его, сын мой.
И Антошу назвал сыном. Так у них, у церковных деятелей, принято. И все же странного, странного священника нашел Сашка для венчания.
Очень уж молодой. Но ведь и времена новые. Говорят, даже по интернету венчаются. А кто венчает — и не узнаешь.
Антоша сбегал к соседям — Никитка сидел дома и с полу смотрел «мультик». Зевая и спотыкаясь в разболтанных тапочках, он поплелся за Антошей.
Негромко объяснив ему задачу, священник поднял икону и, осенив ею Наташу, торжественно вопросил:
— Раба Божия Наталия, согласна ли ты стать женой раба Божьего Александра, помогать ему в горестях и болезнях до самого смертного часа?
Помедлив, побледнев, Натка тихо ответила:
— Да.
Осенив иконой Сашку, священник спросил:
— Раб Божий Александр, согласен ли ты взять в жены рабу Божию Наталию, быть ей верным супругом и помощником во всех делах житейских, в горестях и болезнях до самого смертного часа?
— Ага, — как-то по детски ответил Сашка. — Ну.
— Целуйте! — произнес священник, и Наталья с Сашкой по очереди приложились к иконе, на которой Антоша никак не мог толком сбоку разглядеть, что изображено, какой-то суровый лик на черном. — Итак, именем Господа нашего объявляю вас мужем и женой.