Зонов пристально посмотрел на Степаниду. Толстая, дряблая она была неприятной и жалкой. Ее глаза прятались от его взгляда, бурый румянец покрывал ее трясущиеся щеки.
— «Врет?» — подумал Зонов. — «А, может быть, и кой-какую правду говорит…»
— Врешь! — сказал он сердито. — Не-зачем было Старухину подстрекать твоего Сергея Нилыча!
— Да как же не-зачем!? — уверенней ухмыльнулась Степанида и посмотрела на шахтера хитро и даже вызывающе. — Дак ведь Сергуша ему, Никону, поперек горла встал! Такой ладный, гармонист распрекрасный, парню до него не дотянуться! Рядом поставить, так Сергуша орел, а тот куренок общипанный…
— «Похоже на правду!» — промелькнуло в голове Зонова.
Баев сразу отверг всякие подозрения против Никона.
— Чепуховина! — махнул он рукой. — Придумали тоже, чтоб парень, рабочий, шахтер молодой на такую пакость пустился! Да он, если бы сердился на меня или обижался, так сам попробовал бы…
— С тобой, Баев, попробуешь! — смеясь, возражали шахтеры. — Ты вот какой, а он вон какой!..
— Нет, — не согласен я, — настаивал на своем Баев, — не согласен, что Старухин тут замешан… Просто дядя мой разлюбезный залил глаза до невозможности и полез ни за что, ни про что.
Когда пришел Зонов и рассказал про свой разговор со Степанидой, Баев все-таки остался при своем.
— Бабенка путанная, — отозвался он о Степаниде. — Мужик треплется с ней зря, не нравится она мне. Неверная она, хитрая… Наболтала, поди, на парнишку.
— Похоже на правду, Баев. Старухин очень тебе завидовал. Ты ему его комерцию попортил. До тебя он первым гармонистом считался, а ты его переплюнул.
— А его самого допытывал? — спросил Баев.
— Разве он сознается?
— Тут дело не в словах. Можно по роже да по глазам узнать.
— Я поговорю.
— Нет, слышь, — оживился Баев, — давай я сам с ним потолкую! Гони его ко мне в палату. Или вот я послезавтрева выпишусь, так сам разыщу…
— Стоит ли тебе путаться? — неуверенно возразил Зонов.
— Стоит, брат! Честное слово, стоит!..
И в тот же день, как вышел из больницы, Баев вечером пришел к Никону в барак и позвал:
— Пойдем.
— Куда? — смущенный появлением Баева, спросил парень.
— Бить тебя буду! — рассмеялся Баев, пытливо вглядываясь в Никона.
— Ну, скажешь! — ухмыльнулся тот. — Меня бить за что?
— Не за что, скажешь?
— Не за что! — убежденно тряхнул головой Никон. И голос его звучал бодро, и не было в нем никакой фальши.
— А мне, парень, — сказал Баев, когда они вышли из барака и направились вдоль улицы, — мне тут такое толковали, что ты это дядюшку моего беспутного, Покойника, подговорил разукрасить меня!..
— Что ты?! — испуганно вскричал Никон. — Да за что же? Что ты?!.
— Мне тоже думается, что не за что. А вот указывают на тебя…
Никон огорченно глядел на шахтера и губы его вздрагивали. Жгучая обида охватила его. Как же это так случилось, что на него взвалили такое обвинение?
— Напрасно ты веришь, если так говорят… — хрипло произнес он и отвернулся от Баева. — Напрасно.
Баев с удовлетворением вслушался в пресекающийся голос Никона, оглядел его с ног до головы — понурого, пришибленного и огорченного, и дружески положил ему руку на плечо.
— Брось! Не верю я… Если бы я верил, неужели я стал бы с тобой об этом говорить?.. Не верю, и все!
— Мне обидно… — вздохнул Никон. — Я понимаю, что тебе натрепали. А у меня и в голове-то не было подускивать на тебя Покойника или самому что худое сделать… Правда… — Никон осекся. Баев удивленно поглядел на него.
— Правда… — с усилием продолжал парень. — Неловко мне было, что ты меня лучше играешь, да что тебя все хвалят… Завидно…
— Ну… — скривился Баев, — тебе подучиться, так ты не хуже моего начнешь зажаривать…
— Я знаю! — оправился Никон. — Поучись бы я как следует, так то ли было бы!.. Только не приходится учиться… Работа мешает…
— А я, думаешь, не работал? Брось! работа помешать не может… Ну, да не в том дело. Значит, не при чем ты в глупости, которую на моей голове дядя сотворил? Вот и все…
— Если не веришь…
— Не верил бы, говорю тебе, не стал бы тебе этого говорить.
Они прошли еще немного по улице. Потом Баев остановился.