— По улицам? — воскликнула Дэзи, устремив на него свои очаровательные глаза. — А куда бы он повел ее гулять? К тому же Пинчио не улица, а я, благодарение богу, не итальянка. Судя по тому, что рассказывают, итальянки живут очень скучно. Не понимаю, зачем мне менять свои привычки и приноравливаться к их образу жизни?
— А мне кажется, что тот образ жизни, который ведете вы, свойствен только отъявленным ветреницам, — серьезно проговорил Уинтерборн.
— Ну, конечно! — воскликнула она, с улыбкой взглянув на него. — Я ужасная ветреница и кокетка! Разве есть благонравные девушки, которые не любили бы флиртовать? Но, может быть, вы не считаете меня благонравной?
— Вы вполне благонравная девушка, но мне бы хотелось, чтобы вы флиртовали только со мной и больше ни с кем, — сказал Уинтерборн…
— О-о! Благодарю вас! Покорно благодарю! Вот уж никогда не стала бы флиртовать с вами! Как я уже имела удовольствие заметить, вы слишком чопорный господин.
— Вы слишком часто повторяете это, — сказал Уинтерборн.
Дэзи весело рассмеялась.
— Будь у меня хоть крохотная надежда рассердить вас, я бы повторяла это раз за разом.
— Нет, не надо. Рассердившись, я становлюсь гораздо чопорнее. Но если вы не хотите флиртовать со мной, то перестаньте по крайней мере флиртовать с вашим приятелем, который сидит сейчас за фортепьяно. Здешние молодые люди не способны этого оценить.
— По-моему, они только это и ценят! — воскликнула Дэзи.
— Но не в молоденьких девушках.
— А мне казалось, что флирт больше к лицу незамужним девушкам, чем замужним дамам, — заявила Дэзи.
— Да, пожалуй, — сказал Уинтерборн, — но если вы общаетесь с итальянцами, надо приспосабливаться к их обычаям. Флирт — занятие чисто американское, здесь о нем понятия не имеют. Поэтому, когда вы появляетесь на людях с мистером Джованелли и без матери…
— Бог мой! Бедная мама! — перебила его Дэзи.
— Вы флиртуете, но о мистере Джованелли этого сказать нельзя, у него другие намерения.
— Во всяком случае, он не читает мне проповедей, — с живостью сказала Дэзи. — И если хотите знать, то никто из нас не флиртует — ни я, ни он. Мы с ним большие друзья, близкие друзья.
— А! — воскликнул Уинтерборн. — Если вы влюблены друг в друга, это, конечно, совсем другое дело!
До сих пор Дэзи позволяла ему говорить вполне откровенно, и он не ожидал, что его последние слова произведут на нее такое сильное впечатление. Она вспыхнула и быстро поднялась с места, еще раз дав ему повод думать, что ветреные американки — самые непонятные существа в мире.
— Мистер Джованелли, — сказала Дэзи, смерив быстрым взглядом своего собеседника, — никогда не говорил мне таких неприятных вещей.
Уинтерборн растерялся, он стоял, молча глядя на нее. Мистер Джованелли кончил петь, встал из-за фортепьяно и подошел к Дэзи.
— Не хотите ли вы пройти в соседнюю комнату и выпить там чаю? — сказал он, наклоняясь к ней с ослепительной улыбкой.
Дэзи снова заулыбалась и взглянула на Уинтерборна. Он почувствовал еще большее недоумение, ибо эта неожиданная улыбка ничего не разъясняла ему, она только служила доказательством мягкости и добродушия Дэзи, прощавшей нанесенные ей обиды.
— А мистер Уинтерборн не догадался предложить мне чаю, — сказала она.
— Я предложил вам хороший совет.
— Я предпочитаю слабый чай! — воскликнула Дэзи и удалилась в сопровождении блистательного Джованелли. Все остальное время они просидели в соседней комнате, уединившись в оконной нише. В гостиной музицировали, но молодая парочка будто ничего и не слышала. Когда Дэзи подошла проститься с миссис Уокер, эта леди решила исправить ошибку, содеянную ею по слабости характера в начале этого вечера. Она повернулась спиной к мисс Миллер, предоставив ей выходить из затруднения как угодно. Уинтерборн стоял у самых дверей, он видел все это. Дэзи побледнела и бросила взгляд на мать, но миссис Миллер по простоте душевной не заметила ничего такого, что говорило бы о посягательстве на законы светского обхождения. Она возымела вдруг совершенно неуместное желание показать, что ею самой эти законы выполняются самым строжайшим образом.
— До свидания, миссис Уокер, — сказала матушка Дэзи, — мы прекрасно провели у вас время. Я, знаете ли, иногда позволяю Дэзи приезжать в гости без меня, но уезжаем мы всегда вместе.
Дэзи побледнела и повернулась своим побледневшим, озабоченным личиком к группе гостей в дверях. Уинтерборн чувствовал, что она была так поражена и сбита с толку, что в первую минуту не нашла в себе сил вознегодовать. А у него самого сжалось сердце при виде всего этого.
— Как вы жестоки! — сказал он миссис Уокер.
— Отныне ноги ее не будет в моей гостиной! — ответила ему хозяйка дома.
Не надеясь больше встретить Дэзи в гостиной миссис Уокер, Уинтерборн зачастил в гостиницу, где остановилась миссис Миллер. Она и ее дочь редко бывали дома, а если он и заставал их, то неизменно в обществе преданного Джованелли. Сплошь и рядом сей блистательный мелкорослый римлянин сидел в гостиной наедине с Дэзи, так как миссис Миллер, по всей вероятности, придерживалась того мнения, что надзор за дочерью требует прежде всего деликатности. К удивлению Уинтерборна, визиты его ничуть не смущали и не сердили Дэзи, но вскоре он понял, что ему пора перестать удивляться поведению этой девушки; единственное, чего следовало ждать от нее, это всяческих неожиданностей. Она не проявляла ни малейшего неудовольствия, когда он нарушал их тет-а-тет, с той же легкостью и свободой болтала с двумя джентльменами, как и с одним, по-прежнему каким-то непонятным образом сочетая в своих высказываниях бесцеремонность и ребячливость. Уинтерборн отметил мысленно, что если Дэзи неравнодушна к Джованелли, она, наверно, постаралась бы оградить их встречи от вмешательства третьих лиц, и его еще больше очаровывали ее простодушие и неиссякаемая жизнерадостность. Ему казалось, он и сам не знал почему, что Дэзи не способна ревновать. Рискуя вызвать ироническую улыбку на устах читателя, я скажу следующее: когда Уинтерборну приходилось задумываться раньше об интересующих его женщинах, он частенько подозревал, что, при наличии соответствующих обстоятельств, эти женщины могли бы внушить ему страх — буквально страх, а Дэзи Миллер внушала ему приятную уверенность как раз в обратном — он не боялся ее. Все это было отнюдь не лестно для Дэзи, ибо такая уверенность проистекала из убеждения, вернее, из опасений Уинтерборна, что эта девушка — существо весьма легкомысленное.
Но к Джованелли мисс Дэзи была действительно неравнодушна. Она не сводила с него глаз, когда он говорил, она командовала им, она то и дело отчитывала его и поднимала на смех, она, по-видимому, забыла о том, что́ Уинтерборн сказал ей на вечере у миссис Уокер.
Как-то днем, в воскресенье, отправившись с тетушкой в собор Святого Петра,[34] Уинтерборн увидел Дэзи в обществе неизменного Джованелли. Он показал миссис Костелло девушку и ее спутника. Эта леди навела на них лорнет и сказала:
— Вот почему у тебя такой задумчивый вид все эти дни?
— Я и не подозревал, что у меня задумчивый вид, — сказал молодой человек.
— Ты чем-то озабочен, все время о чем-то думаешь.
— Так о чем же, — спросил он, — я, по-вашему, думаю?
— Об интриге этой девицы… мисс Бэкер, мисс Чэндлер или, как там ее зовут, мисс Миллер… с каким-то субтильным цирюльником?[35]
— По-вашему, можно назвать интригой, — спросил Уинтерборн, — то, что происходит на виду у всех?
— Это безумие с их стороны, — сказала миссис Костелло, — но никак не заслуга.
— А по-моему… — возразил ей Уинтерборн, и в его голосе послышалась та задумчивость, о которой говорила миссис Костелло. — По-моему, ничего такого между ними нет.
— Я слышу о ней со всех сторон. Говорят, что она увлечена им.
— Действительно, отношения у них очень дружеские, — сказал Уинтерборн.
Миссис Костелло снова оглядела эту парочку при помощи своего оптического инструмента.
— Тут все понятно. Он красив. Она считает его самым элегантным мужчиной в мире, безукоризненным джентльменом. Ей в жизни не приходилось видеть ничего подобного. Он даже блистательнее их агента. Он, вероятно, и познакомил их. И если итальянец женится на этой девице, агент получит щедрое вознаграждение.
— Я не верю, что она думает о браке с ним, — сказал Уинтерборн, — и я не верю, что он тешит себя надеждой на такую партию.
35