— Не печалься… Уж это моя забота — куда.
В воскресенье она ходила в лес, где стояли готовые срубы, осматривала их, выбирала лучший материал, обдумывала и расспрашивала лесников о ценах.
Возвращалась домой задумчивая, с глазами, обращенными куда-то в пространство, гладила Гафийку по голове и порой улыбалась себе самой.
Она как-то даже была на ярмарке, а потом пошли о Маланке разговоры по деревне: наверно, у бабы есть деньги, только таится она с ними, — ведь все шаталась по ярмарке и торговала подсвинка…
Как-то вечером Маланка вышла из хаты и наткнулась на Гафийку, которая стояла, прижавшись к косяку.
— Ты что тут делаешь? — спросила она ее, но, взглянув на Гафийку, так и обомлела.
— Что с тобой?!
Гафийка не отвечала. Она стояла согнувшись, на ней лица не было, даже почернела и дрожала.
— Что с тобой? — допытывалась Маланка и взяла Гафийкину холодную руку.
Гафийка молчала и тряслась, как в лихорадке. Маланка ввела ее в хату и бросилась зажигать свет. Тусклый свет уронил еще более черные тени на ее бледное лицо; широко раскрытые от страха глаза заблестели, как стеклянные. Маланка совсем перепугалась. Посадила Гафийку на постель и начала дрожащими руками ощупывать ее лицо и голову.
— Что с тобой? Испугалась? Болит что-нибудь?
Ответа не было. Только под руками у Маланки вздрагивало холодное тело.
Малайка стала звать Андрия. Но Андрий где-то пропадал.
Маланка не могла понять, что случилось с Гафийкой. Сглазил кто? Напугал? Продуло? Куда она ходила? Где была? Что ж это, господи, случилось с дивчиной? Хоть бы что сказала, хоть бы слово вымолвила, а то молчит, как мертвая…
Стеклянные глаза и почерневшее, сразу осунувшееся лицо пугали Маланку, и она сама начала трястись над Гафийкой, крестя ее всю мелким крестом.
К счастью, возвратился Андрий. Он был весел или подвыпил, так как говорил громко и взволнованно:
— Ну, так и есть… а я что тогда вам сказал?… Наехали и взяли,…
Маланка зашипела на него:
— Где ты таскаешься?
— Где? На улице! Смотрел, как вели Марка Гущу… Наехали и взяли. Доигрался. Я б такого, пане добродзею, за шею-да на веревку… Короткий разговор…
С постели донесся стон.
— Тс-с!.. — накинулась на Андрия Маланка. — Видишь, заболела. Беги сейчас же за Марьяной… может, пошепчет, окурит, порчу отведет… Не знаю, что с ней такое. Беги скорей…
Андрий направился к знахарке.
Марьяна, наверно, помогла, потому что через два дня Гафийка поднялась. Худая, желтая, почти черная, словно вдова, печальная и молчаливая. Она все убегала из хаты, чтобы не быть вместе со стариками. Особенно избегала отца, будто боялась его. Наедине плакала. И думала, думала, даже невмоготу ей становилось от дум…
Не все горе, бывала и радость.
После долгого летнего дня, когда солнце садится, а горячая земля медленно снимает с себя золотые ризы, когда на бледном, утомленном за день небе проступают украдкой несмелые звезды, когда в последнем луче солнца справляют игрища мошки, а поразительно мягкий золотисто-розовый воздух принимает вдали сиреневый оттенок и делает просторы еще более широкими, еще более глубокими, — Маланка с Гафийкой плетутся по пыльной дороге, усталые, но довольные тем, что день окончился. Они несут домой горячее, как и земля, тело; а в складках одежды запах спелого колоса. Не разговаривают. Идут молча, помахивают серпами. Спина, наконец разогнутая, свободно опущенная рука, еще слегка дрожащая от длительного напряжения, мягкая пыль под ногами вместо жнивья — кажутся теперь счастьем. А дома ожидают отдых и сои, короткий, как летняя ночь, но сладостный, как прохладный лист для раны. Скорей бы домой… не ужинать, не сидеть, не разговаривать, а упасть на лавку, как камень в воду, — и вмиг смежить глаза.
Сонная, почти бессознательно раскладывает Маланка в печи огонь и кипятит воду, чтобы приготовить Андрию ужин. Огонь пылает и гудит, а она закрывает глаза, покачивается, и ей кажется, что это шумит колосом нива и серп шуршит по стеблю. Ой, как душно, как солнце нечет. Но нет, ведь это огонь жжет, слишком близко подошла. Вот она сжала сноп и скручивает перевясло… так болит спина, трудно нагнуться. Ага! Это она тесто месит на галушки. Жни, Гафийка, жни… трудно, сердце, зарабатывать, когда жнешь за двенадцатый сноп, а нужно. Что, палец порезала, шипишь от боли? Ай, нет — это кипяток бежит…
Ест похлебку Андрий… кажется, говорит что-то… в хате или на дворе?…