Что там?
Пан открывает окно.
Все работники на дворе. Пастухи даже, Дивчата с кухни на бегу шуршат юбками… Какие-то чужие люди.
— Что там за крик? Что за люди?
Пан запахивается, закрывая грудь, и старается понять, что случилось, но на него не обращают внимания.
— Максим! Эй, кто там? Максим!
Максим наконец бежит, какой-то неуверенный, с испуганными глазами, за ним другие.
— Это, прошу пана, не наша вина… Жизнь дороже службы… Искалечат, что тогда дети будут делать…
— Что такое? Ну! Говори!
Работники отвечают хором:
— Как что? Забастовка. Не оставим работу — побьют… Да что тут говорить, идем… Эй, хлопцы, айда!.. Это, пан, не наша воля…
Кровь заливает мозг пану.
— Куда вы! Сто-ойте!..
Заскрежетал злой голос, как железо о камень, и вдруг сорвался. Пан слышит, что упал его голос, разбился, и нельзя слова сказать. Да это и не поможет. Работники уже у ворот. Сбились в них, как серая отара, которую гонят на луг. Из домов выбегают дивчата и только мелькают красным на солнце. Со скотного двора, опоздав, спешит, один среди опустевшей усадьбы, пастушок. Поднял полы, картуз надвинул, кнут извивается за ним по земле, точно змея, и оставляет кривой след.
— Куда ты? Шельма! — топает ногой пан. — Назад!
Пастушок только прибавляет шагу. Пан стоит минуту и смотрит на опустевшую усадьбу.
— Бестии! Хлопы!
Поспешно натягивает штаны и выбегает во двор.
Пусто.
Идет вдоль строений. Странно. Не его усадьба. Будто чужая.
Заходит на людскую кухню, толкает ногой дверь и кричит:
— Марина!
Никого.
— Олена!
Тихо.
На людской кухне — как в кузне. Закопченные стены, выбитый пол, а кислый запах пота и закваски, как кот ленивый на печи, прочно залег на кухне. Охапка дров около печи, начали чистить картошку. И все это брошено как попало.
Пан идет дальше. По двору разбежались гуси; гусята переваливаются с боку на бок, словно ветер гонит по мураве желтый пушок. Не погнал, значит, пастись. Пан качает головой. Коровы так и остались в хлеву. Ворота каретного сарая открыты, и черная пустота глядит оттуда, как из беззубого рта. Бричка стоит на дворе, а около нее валяется упряжь. Ах ты скотина, быдло! Пан берет упряжь, чтобы отнести в сарай, но сейчас же бросает. Неужели никого нет и на конюшне?
— Мусий! Эй!
Снова тихо.
— Мусий! Ты тут?
Странно падает голос в окрестную пустоту и без ответа исчезает.
Пан складывает руки на животе и осматривает двор…
Что ж это такое?
Сон это или действительность?
Вот только что усадьба была как сердце, которое бьется и гонит по телу кровь; теперь все замерло, остановилось, и каждая закрытая дверь, каждая черная дыра — будто загадка.
Собаки увидели пана и с визгом кидаются ему под ноги, скачут на грудь.
Прочь!
А, бестии, хлопы!
Возвращается в дом. И там всюду пустота. Жена еще спит. Он проходит через пустые комнаты, заглядывает в столовую, ищет горничную — ни души. Злоба душит его. Хлопает дверьми, опрокидывает стулья и хочет так крикнуть, чтобы по всем комнатам запрыгала пока еще сдерживаемая брань.
А, бестии, быдло!
Где Ян?
Останавливается и прислушивается.
Ян! При этом слове сразу зашумели вокруг него поля, заволновалась спелая пшеница. А жать нельзя!
Где Ян?
Вот и получай. Сам же он послал Яна в Ямища жнецов нанимать. Ямищане, конечно, придут, и все кончится. Но эти хлопы!
Пан не может усидеть дома. Его тянет во двор. У этого мертвого двора какая-то притягательная сила. Пан еще раз проходит по нему из конца в конец, одинокий и беспомощный, мимо запертых сараев, мимо раскрытых темных конюшен, мимо влажных и блестящих коровьих глаз.
А Ян, обливаясь потом, весь в туче пыли, скачет обратно. Лошадь тяжело дышит, и тяжело дышит эконом, трясясь в седле.
Его встречают криком:
— Что, панский холуй, нанял ямищан?…
— Где твои жнецы, много их? Ха-ха!
Ян скачет, не оглядываясь, и только молча грозит нагайкой в поднятой руке.
Село ушло в себя, ждет. Глаза его всё видят, уши всё слышат. Усадьба посреди деревни — как мертвец, хоть все в ней тихо и недвижимо, а возбуждает тревогу.
Известие, что ямищане не хотят наниматься, мчится скорее, чем лошадь эконома.
День рабочий, а все дома. У ворот группы людей, двери хат настежь. На огородах остановилась работа. Стоят люди между грядами, скрестив руки, и разговаривают с соседями через плетни.