Дело и товарищество оказываются в самом низу иерархии процессов, в которые включен человек, потому что во многих делах за свою жизнь он может поучаствовать и со многими людьми вступать в исключительные дружеские отношения. Выше них согласная с совестью деятельность по призванию, включая приготовление к ней, потому что занимает весь период жизни человека. Семья, которая сохраняет род на протяжении многих поколений, может быть важнее непрочного государства, построенного на обмане. А самым важным осознается участие по совести и нравственному закону в бесконечном процессе жизни, устроенном творцом и вседержителем. Стоит только это осознать, как проясняется картина мира, и видятся устроенные человеку соблазны.
Один мой приятель-старик, давно потерявший сына, часто видит себя с ним во сне на рыбалке на Оби, откуда родом. Давным-давно он оттуда уехал, всю жизнь проработал на Волге и сына приучал к рыбалке на Волге, а вот во сне видит себя с ним на Оби и удивляется, что так происходит.
Я не сказал ему, что не вижу в его снах ничего удивительного. Он бы меня не понял. Хотя из его рассказа прямо следует то, чем я хочу завершить методику.
Пусть мы живем по совести и нравственному закону, то есть готовы понять мир. Но если мы не только готовы, а хотим понять мир, то вот что следует сделать в первую очередь – отказаться от ограничений временем и пространством, которыми нас связали.
Мы способны одновременно входить в разные процессы, жить в разном темпе, быть в разных местах. Отказ от ограничений временем и пространством есть необходимое условие перехода от восприятия мира к его пониманию.
Достаточное условие такого перехода есть умение различить и обойти приготовленные нам соблазны, современную силу которых проще всего рассмотреть на конкретных примерах, к чему я теперь и собираюсь перейти.
2. Приготовление Антона Ивановича
Антон Иванович очнулся в полтретьего ночи. Сна не было. «Четвертая ночь подряд, – подумал он. – За что?»
На прошлой неделе ему казалось, что подступившая к горлу жуть неизведанной безысходности ушла вместе с бессонницей. Каждый день в течение этой недели в одиннадцать вечера он мгновенно проваливался во тьму и, как мертвый, был до семи утра. Точнее, без двух минут до семи. Он открывал глаза ровно за две минуты до звонка будильника, как автомат, и эти минуты смотрел в потолок и ничего не видел.
К двум минутам до звонка с открытыми глазами он привык когда-то давно. Тогда, за мгновение перед тем, как проснуться, он мог увидеть себя со стороны, и две минуты ему были нужны, чтобы пережить увиденное и вернуться. Теперь он ничего не переживал, потому что разучился видеть себя, и относился к этим двум минутам, как к досадной бессмыслице, которыми заполнена жизнь.
Антон Иванович разозлился на глупости, которые лезли в голову, и почувствовал, как тяжелеет голова и мутнеет в глазах. Он спустил ноги на пол, нащупал тапки и побрел на кухню за таблетками от давления.
Он запил две таблетки водопроводной водой, отстаивающейся в эмалированном ведре с серебряными полтинниками на дне. Свет на кухне показался ему мутно-желтым. Он подумал, что надо протереть люстру. Маша не приходила уже больше месяца, да и последние два-три раза забегала практически на ночь, вряд ли у нее было время протереть пыль.
Маша была его подругой, отношения с которой понемногу заканчивались, потому что им исполнилось пять лет. Антон Иванович читал о том, что отношения между мужчиной и женщиной заканчиваются через пять лет, если не приобретают новое качество. В его жизни это правило выполнялось: отношения с женщинами длились как раз пять лет, нового качества не приобретали и заканчивались.
С первой подругой он жил, как считал, по любви, но не женился, потому что у них не было детей. Через пять лет любовь прошла, и они как-то очень просто и безболезненно разбежались.
Пять лет он прожил и с первой женой. Они жили, как все, родили сына, и расходиться не собирались. Но жена заболела и за полгода сгорела. Он запомнил, как первые три месяца болезни она верила в его обещания, ходила по врачам и целителям, делала зарядку и обливалась вместе с ним холодной водой из ведра, хотя всегда была неженкой. Как в следующие два месяца вера в исцеление начала ее покидать, и она уже меньше ходила и больше лежала. И как в последний месяц, когда боль отступала, она слушала его, не веря, и смотрела сквозь него большими коровьими глазами, глубина которых увеличивалась с каждым днем.
Вторая жена ушла от него к любовнику и тоже через пять лет. Антон Иванович пытался ее ненавидеть, но в глубине души был ей благодарен за помощь в воспитании не родного ей сына, и за комфорт, который вернулся к нему после ее ухода. Последний год жизни с ней он почти всегда без причины хотел уйти из дома, а когда уходил, то не знал, что делать, и, побродив час-полтора по улицам, возвращался назад с тайной надеждой, что жена уснула.