Аркивисти в тот раз нервничал больше обычного. Наверное, из-за присутствия Тамилы и Левана, с которыми он не был знаком. Поначалу чуть не откланялся, бормоча, что заглянет в другой раз, но как-то мы все его успокоили. Он поставил портфель на стул, щёлкнул застёжками, принялся бережно доставать свои драгоценности и раскладывать на столе.
Кажется, одним из первых появился кирпич под названием «Бессознательное». Аркивисти уверял, что это новый том редкой научной серии, знающие люди с радостью отдадут за него не меньше сотни, это прекрасное капиталовложение, хоть и вышло в грузинском издательстве. Потом он вытащил «Повести…», но не стал класть на стол, просто подержал в руке. Вероятно, он вовсе не собирался эту книгу показывать, ему понадобилось вынуть её, чтобы достать другую книгу.
Необычное оформление обложки бросилось мне в глаза, я спросила: «А что это за книга?» Тогда Аркивисти и сказал с неожиданной резкостью: «Эта книга для другого читателя». И поспешно засунул книгу обратно в портфель.
Леван, который тогда считал себя моим кавалером, вступился за меня. «Разве нельзя взглянуть на книгу, полюбопытствовать? Может быть, мы тоже закажем себе экземпляр, если Нанико заинтересует», – примерно так он сказал. По-мальчишески важно, задиристо. Ему явно хотелось объединить себя и меня в одно «мы».
Я в свою очередь поддержала Левана, сказав что-то в том же духе. Аркивисти нехотя вынул книгу из портфеля и протянул мне. Помню, как я гладила глянцевую изумрудно-бирюзовую обложку с белыми буквами, листала страницы из хорошей бумаги. Внезапно я поняла, что не могу расстаться с этой книгой. Стою, листаю и думаю: я обязательно должна прочитать эти повести.
Моё внезапное желание отчасти было вызвано тем, что в одной из повестей действие происходило в античности. Повесть называлась მანტინეველი ლასტენიას მონა ქალი («Мантиневели Ластениас мона кали»), «Рабыни Ластении Мантинейской». С первой страницы было ясно, что рассказ ведётся от лица девушки, которая посещает Академию Платона в Афинах. (Из античных источников нам известно, что среди учеников Платона были как минимум две женщины. Их звали Ластения и Аксиотея. На занятия они ходили в мужских одеждах, чтобы не вызывать порицания общественности.)
Но более важной причиной, думаю, было чудесное оформление сборника, а также его ленинградское происхождение. Я ведь почти весь восьмой класс прожила у тёти в Ленинграде, только экзамены приехала сдавать в своей первой школе в Тбилиси. У мамы с папой был тогда непростой период в семейных отношениях, поэтому меня отправили к тёте от греха подальше.
Официальная цель моего пребывания в Ленинграде была заговорить по-русски «красиво», то есть без грузинского акцента. Этой цели я так и не достигла, надо было раньше посылать, ещё в младших классах. К тому же в моей хорошей ленинградской школе, не хочу называть номер, оказалось несколько жестоких ребят и девочек, которые меня дразнили. Они называли меня Нани Брегвадзе, спрашивали, «почём помидоры на рынке», заменяли женский род на мужской, когда со мной разговаривали, и тому подобное. Было очень обидно. На уроках я из-за насмешек часто нервничала, стеснялась открывать рот, на переменах держалась особняком. Надо сказать, что наш классный руководитель, немолодая учительница химии Октябрина Давидовна, не раз вступалась за меня, стыдила тех, кто дразнил. Но она была исключением, остальные учителя смотрели сквозь пальцы, а кое-кто и сам подшучивал надо мной.
И всё равно я влюбилась в Ленинград. Говорят, со всеми девушками моего душевного склада так происходит, если они попадают в Ленинград в нежном возрасте. Моя тётя жила на Гражданской улице, это рядом с каналом Грибоедова, недалеко от площади Мира, как она тогда называлась. Оттуда недолгая прогулка до Исаакиевского собора, Казанского собора, «Дома книги», Адмиралтейства, Эрмитажа, до памятника Петру Великому на коне, до Невы, где все открыточные виды на Васильевский остров и Петропавловскую крепость.
Также благодаря тётиной квартире у меня всё-таки завелась одна хорошая ленинградская подруга. Её звали Наташа Пчелинцева. Там в коммуналке три семьи жили: тётя Ирма с мужем и сыном в двух комнатах, напротив одинокая женщина лет пятидесяти, работавшая уборщицей в Мариинском театре, и в конце коридора Пчелинцевы с бабушкой и дочерью Наташей. Они жили в одной громадной комнате с перегородками. Наташа была на два года меня старше, училась в десятом классе и сразу взяла надо мной шефство, стала моим проводником по тому Ленинграду, о котором все приезжие вздыхают. Я далее напишу ещё о Наташе, она тоже связана с книгой, которую вы ищете.